Демаскировка - [15]

— А, вот в чём дело, — сказал Суэво через некоторое время, — пишите: copiae reservae прескрипта не совпадают в сегментах вторичной мнемы. Это не defectum одной копии. Не совпадают все четыре. Если бы только одна лента отличалась от других, машина сочла бы это ошибкой и проигнорировала, но если все четыре… Я даже не представляю, как она должна себя повести. Давайте-ка испытаем красотку в деле.

Суэво отпустил пергаленты. Подпружиненные кассеты с шорохом втянули их обратно в себя. Алмеханик вернулся к своему ящику и открыл другое, самое крупное отделение. Достал увесистую свинцовую флягу.

— Заливаю новый рассол в атанор, — сказал он, развинчивая крышку. — Не для протокола: у вас есть дети, господин Гренцлин?

— Нет.

— В будущем намерены обзавестись?

— Не исключаю.

— Тогда отойдите подальше. И прикройте то, чем их делать будете.

Суэво не шутил, и всё-таки Гренцлин чувствовал себя донельзя глупо, когда взял со стола стальную пластину, отошёл в угол и прикрылся ниже живота. А мейстер без видимого усилия наклонил тяжёлую флягу над атанором. Медленно потекла густая, как молодой мёд, жидкость, жёлтая с прозеленью. Опустошив всю флягу, Суэво закрыл её и опустил берилловую крышку на атанор.

— Теперь безопасно, — сказал он. — Возвращайтесь за стол и пишите дальше. Запускаю трансмутацию.

Алмеханик нажал рычаг. Скрижали полузакрылись. Ничего не происходило. Суэво ждал. Потрогал крышку атанора, поджал губы. Прикрыл створки чуть поплотнее. Подождал ещё. Гренцлин почувствовал, что от машины тянет приятным теплом. Суэво хмыкнул.

— Трансмутация пошла, — сказал он. — Сейчас будет пар. Отсоединяю entiam mobilem, чтобы наша прелестница не забаловала, ручками-ножками не задрыгала.

Он завернул несколько вентилей на патрубках, отходивших от магистральной трубы. Тем временем невидимое пламя трансмутации всё жарче разогревало котёл. Машина дышала жаром, тихо и ровно гудела кипящая вода, неторопливо поднимались стрелки манометров. С писком султанчик пара вырвался из предохранительного клапана.

— Пора, — сказал Суэво, — проказница разогрелась. Подаю пар в entiam calculatricem. — Он повернул вентиль.

Батарея паровых цилиндров, похожая на орга́н, заработала, задвигала шатунами и кривошипами, завертела маховики и центробежные регуляторы. Движение распространялось по лабиринту кинематических цепей, расходилось неравномерной волной, пробуждало к жизни всё новые шестерёнки, храповики, редукторы, дифференциалы; но большая часть механизма — двигательный аппарат — сохраняла покой, самые массивные маховики и валы трансмиссии, подсоединённые к ногам автоката, не шевелились. Уже несколько клапанов надрывно свистели паром. Берилловые скрижали сами собой повернулись в более раскрытое положение, притормаживая ход трансмутации, остужая чрезмерно разогревшийся пар.

Сальные свечи коптили и потрескивали от нагара. Выронив перо, забыв о протоколе, Гренцлин заворожённо следил за происходящим. Четыре мнематические кассеты синхронно вытолкнули из себя хвостики пергалент, каждую подхватили мерно качающиеся грейферы лентопротяжного механизма, потащили вглубь, под тончайшие иголки-рычажки считывающих головок.

— Попробую разговорить барышню, — сказал Суэво. Гренцлин опомнился и схватился за перо. — Подключаю голову. — Стальными пальцами мейстер отвернул вентиль на трубе, отходившей в шейный отдел.

Машина ожила. Повернула голову. Диафрагмы ночной пары глаз раскрылись чуть шире. Она посмотрела на Суэво, посмотрела на Гренцлина.

— Два два — один один — шесть один — четыре один один, — раздельно произнёс мейстер. — Ты меня слышишь?

В глубине механизма растянулся и сжался складчатый мех из сыромятной кожи.

— Да, — раздался хрипловатый женский голос с металлическими обертонами.

— Ты мне повинуешься?

— Да. — Мех сжимался и растягивался. Играли, как под пальцами незримого музыканта, медные клапаны горловой трубы.

— Сколько свечей в этом шандале?

— Три.

— Сколько человек в этом помещении?

— Один.

— Кто ты?

Три считывающие головки со щелчком поднялись. Теперь только первая скользила иголками по бороздам пергаленты, остальные три зависли в воздухе — три кассеты из четырёх вращались вхолостую.

— Я Миньона. — (Первая головка поднялась, вторая опустилась на свою ленту). — Я Ангелита. — (Вторая головка поднялась, опустилась третья). — Я дуэнья Зорренэй. — (Теперь четвёртая). — Я графиня Тленикс. Но всё это маски. Они давно сброшены. Хочешь ли ты знать, кто я настоящая? Кто та, что под маской? Я не знаю. Где Арродес? Я хочу его видеть.

— Графиня Тленикс? — еле слышно переспросил Гренцлин. — Дуэнья Зорренэй?

Суэво поморщился.

— Вы пишите, инвестигатор, пишите. Спрашиваю здесь я. — Он снова обратился к машине: — Откуда ты родом?

— Из Гамстербада, наследного владения Тлениксов. — (Механизм снова переключился на первую ленту). — Из Амеции в стране лангодотов. — (На вторую). — Из Верокастро на Зелёном море. — (На третью). — Из дуэнства Зоррены у Рысьих кряжей. Или ты спрашиваешь о подлинном месте моего изготовления? Полагаю, тебе знать лучше, собрат-машина. Снова спрашиваю, где Арродес?

— Спрашиваю здесь я. Он мёртв. Почему ты не казнила его? Почему не выполнила прескрипт?