Деловые письма. Великий русский физик о насущном - [105]

Москва. 6 апреля 1939 г.

Товарищ Молотов!

За последнее время, работая над жидким гелием вблизи абсолютного нуля, мне удалось найти ряд новых явлений, которые, возможно, прояснят одну из наиболее загадочных областей современной физики. В ближайшие месяцы я думаю опубликовать часть этих работ. Но для этого мне нужна помощь теоретика. У нас в Союзе той областью теории, которая мне нужна, владел в полном совершенстве Ландау, но беда в том, что он уже год как арестован.

Я все надеялся, что его отпустят, так как я должен прямо сказать, что не могу поверить, что Ландау государственный преступник. Я не верю этому потому, что такой блестящий и талантливый молодой ученый, как Ландау, который, несмотря на свои 30 лет, завоевал европейское имя, к тому же человек очень честолюбивый, настолько полный своими научными победами, что у него не могло быть свободной энергии, стимулов и времени для другого рода деятельности. Правда, у Ландау очень резкий язык и, злоупотребляя им, при своем уме, он нажил много врагов, которые всегда рады ему сделать неприятность. Но, при весьма его плохом характере, с которым и мне приходилось считаться, я никогда не замечал за ним каких-либо нечестных поступков.

Конечно, говоря все это, я вмешиваюсь не в свое дело, так как это область компетенции НКВД. Но все же я думаю, что я должен отметить следующее как ненормальное:

Ландау год как сидит, а следствие еще не закончено, срок для следствия ненормально длинный.

Мне, как директору учреждения, где он работает, ничего не известно, в чем его обвиняют.

Главное, вот уже год по неизвестной причине наука, как советская, так и вся мировая, лишена головы Ландау.

Ландау дохлого здоровья, и если его зря заморят, то это будет очень стыдно для нас, советских людей.

Поэтому обращаюсь к Вам с просьбами:

Нельзя ли обратить особое внимание НКВД на ускорение дела Ландау.

Если это нельзя, то, может быть, можно использовать голову Ландау для научной работы, пока он сидит в Бутырках. Говорят, с инженерами так поступают[193].

П. Капица

Москва. 10 ноября 1939 г.

Товарищ Молотов!

Несколько дней тому назад в президиуме Академии наук я выступал содокладчиком по одному вопросу. То, что я сказал, не удовлетворило президиум, и академик Деборин выступил с критикой моего доклада. Тут, конечно, нет ничего особенного, но вот о чем я хочу написать Вам. Товарищ Деборин не только сказал, что я неудовлетворительно докладывал, но что и тон (по-видимому, голос) у меня высокомерный и я, дескать, свысока смотрю на нашу советскую науку, и прочее в таком духе, явно подчеркивая, что всякому порядочному советскому ученому меня надлежит рассматривать как чуждого человека для советской науки. Переходить в спорах на личную почву вообще мерзкая манера, но в наше время так поступать партийному товарищу по отношению к беспартийному, набрасывая на него тень, по моему мнению, прямо отвратительно.

Но это не единственный случай. В феврале прошлого года академик Кржижановский поступил так же. Это было тогда, когда президиум Академии наук обсуждал вопрос о плановом снабжении. Товарищ Кржижановский сказал обо мне тогда, что я пропитан буржуазными взглядами, которыми я напитался за время моего пребывания за границей, и поэтому Академия наук не может потерпеть их.

Со всеми этими нападками, конечно, мое дело справляться и не писать Вам, если [бы] не одно обстоятельство. Ряд лиц, среди них я знаю многих, которые доброжелательно относятся ко мне, либо прямо говорили, либо намеками, что якобы руководство Академии наук и, в частности, даже и Вы лично высказывались о том, что Капица – такой-то ученый, ему, конечно, нужно оказывать помощь в работе, хотя «по духу он нам чужд», и прочее в таком духе.

Жизнь Академии полна намеками на мнения руководящих товарищей, но я уверен, что зачастую эти намеки не соответствуют действительности, их делают так безответственно, потому что мало кто будет их проверять. Поэтому я думаю, что буду прав, если прямо спрошу Вас, делались [ли] подобные указания и являются ли выступления тт. Деборина и Кржижановского как бы отражением этих указаний?[194]

Если нет, то, конечно, я буду очень рад этому и я надеюсь, что тогда товарищу Деборину об этом скажут.

Если да, т. е. Вы действительно считаете, что моя работа чужда идеалам и нуждам Союза и его науке, то самое лучшее об этом мне прямо сказать, так как до сих пор этого я не чувствовал.

В самом деле, возражая хотя бы на недавнее заявление товарища Деборина, что я презрительно отношусь к советской науке, [должен сказать, что] это же нелепо, так как я главные свои силы отдаю этой науке и на ее созидание. А как же можно презирать то, за что борешься? А борюсь я за советскую науку, отличную от капиталистической. Это отличие я вижу не в разных философиях, которые, искренне говоря, плохо понимаю, но в том, что связь нашей науки с жизнью у нас должна быть более полная, чем у кого-либо другого. Наша наука должна иметь организованную целеустремленность и направление к тому, чтобы «переделать природу» на пользу людям. Наука сама по себе, как самоцель, что еще многие у нас считают, не может у нас существовать.