Дело Зорге - [9]

Равенсбург любил капитана и вступился за него.

— Другие делают и большие ошибки, — язвительно заметил он, — а что касается «каррамбы», то Натузиус, так сказать, связан с этим словом. На флоте его зовут только «Капитан Каррамба»!

Рихард Зорге поднял голову.

— А… я и не знал, что у него есть прозвище.

— «Каррамба» — его любимое слово еще с кадетских времен. Тогда это было модным выражением.

— Избытком фантазии, — сказал Зорге, — наш добрый капитан, видимо, никогда не отличался.

Равенсбург удивился: отчего это вдруг сегодня Зорге так настроен против Натузиуса?

— Конечно, богатая фантазия, — защищал Равенсбург военно-морского атташе, — никогда не была отличительной чертой нашего друга. Но тем не менее он прекрасный человек и очень знающий моряк.

Зорге переменил тему разговора, предложив своему спутнику провести вечер в Йошиваре. Но Равенсбург отказался.

— Я хочу пойти вечером в клуб Фудзи… там интересная программа.

Кое-кто из гостей уже начал откланиваться, и Равенсбург оставил Рихарда одного. Зорге это было на руку, так как он мог выполнить то, что задумал.

Хотя самообладание было высшим принципом хорошего японского воспитания, Танака вздрогнул, когда Зорге обратился к нему.

— Я вижу, дорогой друг, это произведение искусства восхищает вас, — сказал Рихард, не уточняя, какое именно «произведение» он имел в виду.

Надеясь, что Зорге не понял его тайных мыслей, Танака восторженно начал хвалить статую. Затем заговорил о скульпторе Кольбе, работы которого ему были хорошо известны.

Слушая Танаку, Зорге как бы машинально шел с японцем к «Танцующей». Он сделал вид, что заметил шведку лишь в последний момент, когда они уже оказались рядом. Притворившись приятно удивленным, Рихард тем не менее не совершил ошибки, которую обычно совершали мужчины, разговаривая с Биргит. Он не стал ей улыбаться и не сказал обычных комплиментов.

— Биргит, я хотел бы вам представить господина Танаку. Он не только могущественный личный секретарь премьер-министра, но и один из самых образованных людей Японии. А вы знаете, — многозначительно добавил Зорге, — о чем это говорит в стране, где и без того много образованных людей.

От неожиданности, что сбылась его мечта и его представили этой северной фее, Танака, обычно такой умелый собеседник, потерял дар речи. Зорге сделал вид, что не заметил смятения японца, и ловко использовал момент, чтобы рассказать ему о Биргит.

— Моя молодая коллега считает себя дома в вашей стране, дорогой друг. По-японски она говорит свободно, как дочь Восходящего солнца, хотя сама больше похожа на полуночное солнце.

— Теперь я понимаю, — ответил Танака, который смог наконец взять себя в руки, — отчего солнце на ее родине длинные летние ночи предпочитает не заходить вообще… Оно не может оторвать взора от вас, милостивая государыня.

Но даже этот утонченный комплимент не тронул Биргит.

— Чудо полуночного солнца можно видеть севернее Полярного круга, — поправила она. — В Стокгольме, где живут мои родственники, в двенадцать часов ночи всегда темно.

— Между прочим, фрейлейн Лундквист дома даже тогда, — продолжал направлять разговор Зорге, — когда она находится здесь: она пишет для «Стокгольме тиднин-гаи».

Девушка бросила на Зорге взгляд, полный удивления, И спросила:

— Разве вы читаете страницу для женщин?

— Разумеется, — ответил он, — именно на этой страница нейтральной прессы порой скрываются важные с микологической точки зрения вещи. Но, несомненно, эти маленькие первые успехи надо развивать. Вам надо печататься на первой полосе. А в этом вам, бесспорно, может помочь мой друг Танака.

— Боже мой, первая полоса! — испуганно воскликнула Биргит. — Я не честолюбива. Пока, во всяком случае.

— Это неправильно, дорогая, — возразил Зорге. — Это абсолютно неправильно. Вы должны быть честолюбивой. В двадцать четыре года я написал первую передовицу. Вы в двадцать можете написать первую сенсационную статью, ну, например, о нынешнем напряженном положении на Дальнем Востоке.

— О, что у вас за фантазии, господин Зорге! — запротестовала Биргит, хотя ей было приятно, что он обратил внимание на ее первый журналистский опыт. — Между прочим, я совершенно не разбираюсь в здешней политике.

— А вам это вовсе и не потребуется, — возразил Зорге, — господин Танака вам все объяснит. У вашей газеты нет корреспондента на Дальнем Востоке. Подумайте только, что это будет означать для «Стокгольме тид-нинген», когда личный секретарь японского премьер-министра примет молодую сотрудницу газеты! Интервью, взятое из первоисточника… И вы сомневаетесь, что оно появится на первой странице? А потом ваша фамилия…

— Я, конечно, с большим удовольствием побеседую с молодой дамой, — с готовностью подтвердил японец. — Разъяснять представителям зарубежной прессы мирные намерения императорского правительства — это моя обязанность. А те, кого к тому же рекомендует мой друг Рихард Зорге…

Биргит не скрывала своего восторга от возможности, открывшейся перед ней.

— Господин Зорге, — сказала она, поклонившись неловко, по-мужски, — я очень благодарна за то, что вы познакомили меня с господином Танакой, который так дружески отнесся ко мне.