Дело взято из архива - [5]

— Нравится? — с нотками ехидства в голосе спросил Митрофанов.

— Ничего! — коротко ответил капитан, отлично понимая, что и таким «радиобезликим» голосом, как его, можно привлечь людей к делу.

— Вот и я говорю: ничего! — буркнул голосом-трубой экстра-радист, диктор и начальник радиоузла.

На прощанье он пожал протянутую ему руку и чему-то загадочно улыбнулся.

— Через час дадим по точкам, — сказал он. — Как раз будет обед, и все смогут услышать.

…В час дня, когда Петренко сидел в комнате дежурного городского отдела милиции, он услышал митрофановский баритон и от души посмеялся над шуткой, которую сыграл с ним начальник радиоузла. Его голос и интонации действительно звучали так, что пройти мимо них никто не мог, не послушав, о чем же скажет известный всему городу карлик, обладающий баритоном гиганта.

Свидетель № 1

Жил он в небольшом поселке на Алтае, в маленьком домике с вдовой средних лёт. Хоть брак его и не был официально зарегистрирован, но ни для кого давно уже не было секретом, что Иосиф Фунт стал мужем Елизаветы Покрас. Работал же он бухгалтером в комбинате бытового обслуживания.

Чтобы не вызывать кривотолков, Перминов не хотел долго задерживаться в здании комбината. Фунта он хорошо помнил по фотографии и, заглянув в дверь бухгалтерии, сразу же узнал его. Бывший переводчик гестапо вышел из дверей комбината и, согнувшись по-старчески, зашаркал по тротуару ногами, «Чего это он таким несчастным и старым прикидывается?» — удивился капитан, приглядываясь к бухгалтеру. За очками, которые тот не снял и на улице, глаз не было видно, и Перминов почему-то с неприязнью подумал: «Очки носит!»

Перминов пошел следом за бухгалтером, рассматривая его старый, потертый плащ, стоптанные башмаки, и вновь подумал: «А ведь тогда этот тип ходил в черном мундире, в сверкающих сапогах, на поясе носил парабеллум…»

— Иосиф Фунт? — полувопросительно-полуутвердительно спросил он, догоняя бухгалтера.

— Да, а что? — видно, уже привыкнув ничему не удивляться, повернул голову Фунт.

— Хочу с вами побеседовать.

— Пожалуйста, — покорно ответил он, даже не поинтересовавшись, кто стоит перед ним.

Они пошли рядом, и Фунт стал рассматривать почву под ногами, словно отыскивая там что-то, разрешающее его непроходящую тревогу.

— В свое время, когда вы служили в гестапо, вы были в близких отношениях с неким Мишкой Лапиным, — Перминов сделал паузу.

— Не совсем верно, — поправил его тихим голосом Фунт, продолжая смотреть под ноги. — Я не был с ним в близких отношениях. У него были свои друзья, у меня же друзей не было.

— Допустим. Но вы его хорошо знали.

— Знал. И что с этого? — В его вопросе был уже и готовый ответ: Фунт не собирается распространяться на эту тему.

— Откуда он родом? — в лоб опросил Перминов.

— Вам лучше знать: вы власть! — с какими-то жесткими нотками в голосе отрезал Фунт.

— Знали бы, не спрашивали.

Фунт безразлично пожал плечами.

— Как его настоящая фамилия? — снова спросил Перминов, уже чувствуя, что здесь он работает впустую.

— Это официальный допрос?

— Нет!

— Тогда оставьте меня в покое. Лапин его фамилия, — насмешливо процедил сквозь зубы Фунт, и Перминов понял, что бывший гестаповец, если даже и знает что, говорить не хочет.

— Как фамилия той женщины, с которой жил Лапин? — для проверки спросил Перминов.

— Стыдно вам, начальник, беспокоить человека по таким вот вопросам. Думаете, если в тюрьме был, так уж можно и спрашивать, кто с кем жил! Разве я могу знать всех женщин, которые были у него или у какого другого полицейского? — наконец поднял глаза Фунт.

«Когда же это у него успело испортиться зрение? — подумал Перминов, пытаясь заглянуть через толщу стекол в глаза переводчика. — Хотя двенадцать лет заключения…» Оборвав свою мысль на половине, он стал готовить новую атаку.

— Советское правительство поступило с вами довольно гуманно. Ведь на вашей совести осталось немало преступлений. Почему же вы не хотите помочь нам найти Лапина? Или мысль о том, что он ускользнул от наказания, доставляет вам удовольствие?

— Эк, хватились! Через двадцать-то лет! А где же ваша хваленая амнистия? — ему было трудно скрывать насмешку, да он, собственно, и не пытался это делать. Потом вдруг, повернувшись к Перминову, уперся стекляшками очков в его лицо и нарочито вежливым тоном произнес:

— Пардон! Мне нужно спешить домой! Приятно было встретиться и побеседовать. Только чтобы больше к этому не возвращаться, скажу вам сейчас: я ничего, к сожалению, не знаю, кроме себя и своей теперешней жизни. Не могу быть вам полезен!

В последнюю секунду Перминов все же заглянул в его глаза и прочел в них такую злобу, что понял, почему Фунт надел очки. Они прятали черноту его души, а он не хотел, чтобы кто-то заглядывал в его душу, как в глубокий колодец.

Перминов вернулся в комбинат бытового обслуживания и, зайдя в кабинет директора, представился ему сотрудником уголовного розыска. По его просьбе директор слишком уж поспешно дал ему личные дела своих работников. Капитан отобрал несколько папок, в их числе и Иосифа Фунта. Первое знакомство с почерком бывшего гестаповца исключало мысль о том, что тот мог написать анонимное письмо. После разговора с ним Перминов был уже абсолютно уверен, что Фунт не может быть автором письма — этот не напишет…