Дело Романовых, или Расстрел, которого не было - [58]

Однако среди вещей, найденных около шахты, были обнаружены обрывки шинели, остатки от ранца и другие вещи. Все эти вещи находились среди вещей, бесспорно принадлежащих императорской семье, как свидетельство для всего мира, что императорская семья точно была расстреляна.

Необходимо было убедить всех, что большевики пытались скрыть то, что они сделали. Они сделали все, чтобы операция сокрытия трупов была совершенно очевидной, создав шум в окрестностях, вызвав интерес у местных крестьян к тому, что они делали в лесу. И они этого добились. Местные крестьяне, первыми появившиеся в лесу, обнаружили бесценный предмет, валявшийся на земле — изумрудный крест императрицы, и поняв, что случилось, сообщили о найденном белогвардейцам в Екатеринбург.

Для большевиков, согласно нашей гипотезе, это было только прикрытие, использующее военную ситуацию. Однако подобный сценарий удовлетворил не всех, даже среди тех, кто занимался расследованием на ранней его стадии. В частности капитана Малиновского, заявившему следователю Соколову: «В результате моей работы по этому делу у меня сложилось убеждение, что августейшая семья жива. Мне казалось, что большевики расстреляли в комнате кого-нибудь, чтобы симулировать убийство августейшей семьи, вывезли ее по дороге на Коптяки, также с целью симуляции убийства, здесь переодели ее в крестьянское платье и затем увезли отсюда куда-либо, а одежду ее сожгли…» Спустя несколько месяцев, даже услышав показания «свидетелей», следователь Сергеев думал так же.

Но на Рождество 1918 года дело приняло новый оборот, который должен был бы позабавить большевиков. Белогвардейское правительство в Омске считало, имея на это причины, что Романовы мертвы, поскольку о них не было слышно почти полгода. Генерал Дитерихс и его коллеги монархисты решили использовать ситуацию в своих интересах, единственно возможным для них путем, т. е. в качестве пропаганды против большевиков. Из их уст полились кровавые рассказы о том, как было вырезано все императорское семейство. Но у них не было надежных доказательств, чтобы объяснить некоторые детали, да и работавший в то время следователь Сергеев сильно мешал со своими сомнениями. Поэтому в январе 1919 года белогвардейское руководство заменило его Соколовым, человеком, который должен был сделать необходимые для них выводы.

Хотя Соколов сам стал возможной жертвой обмана, установленные факты теперь подтверждали то, что было нужно; и, поскольку надежных доказательств не было, были использованы показания «свидетелей», дающих нужные показания.

КОНЕЦ СОКОЛОВА

Рыцари храбрые пали во прах,

Мечи их давно заржавели,

Но души их светлые на небесах

Средь сонма святых… мы верим

Капитан Булыгин. 1919 год

В конце лета 1919 года, ситуация на фронте вынудила Соколова прекратить свое расследование в Екатеринбурге; его отъезд затруднил дальнейшее расследование дела. Это сильно замедлило его работу, и кто-то из военных рассказывал: «При малейшем слухе о том, что большевики двигались к Екатеринбургу, Соколов собрал чемоданы и бросился в Омск. Мы должны были его задержать и возвратить в Екатеринбург. Я не могу сообщить Вам, сколько времени было потрачено на это».

Там была неприличная ссора между следователем и генералом Дитерихсом; возможно, даже Соколов не полностью был согласен с генералом. В некоторых документах указывается, что Соколов, подобно его предшественникам, был отстранен от следствия на этом этапе. Один местный следователь обратился к адмиралу Колчаку, главе белогвардейского правительства, с просьбой использовать его влияние для восстановления следователя Соколова в должности.

Соколов, в конце концов, оставил Екатеринбург в течение первой половины июля 1919 года. Сначала он отправился в штаб-квартиру белогвардейцев в Омске и оставался там в течение месяца. Затем наступил день, когда он сел в поезд вместе со своими материалами, упакованными в обычный железнодорожный ящик, чтобы отправиться на Дальний Восток.

Его верная тень, капитан Булыгин, описывает сцену, которая произошла в поезде: «Мы пили чай, обсуждали литературу, в частности поэзию. Общественный прокурор оказался большим знатоком творчества гр. А.Н. Толстого и прочел нам «Садко» по памяти полностью. Что касается меня, то я декламировал стихотворение, строфа из которого стоит эпиграфом к этой главе:

Рыцари храбрые пали во прах,

Мечи их давно заржавели,

Но души их светлые на небесах

Средь сонма святых… мы верим.

Соколов, в полутьме сидевший на диване, поднял свою, как обычно растрепанную голову из-за привычки вечно теребить темную небогатую шевелюру, и спросил: «Что это, Павел Петрович? Чье? Прочтите еще раз, пожалуйста».

Я повиновался. На несколько минут воцарилась тишина. «Как красиво…». — сказал Соколов».

По пути на Дальний Восток он вышел из поезда в Чите, штаб-квартире атамана Семенова, который устанавливал свои законы на территории, которую он занимал. Но там Соколова обвинили в том, что он умышленно скрывает информацию о том, что царь был все еще жив; к нему настолько враждебно отнеслись, что он стал опасаться за свою жизнь. И Соколов в панике обратился за помощью к британскому должностному лицу, капитану Бэйнсмиту, которого мы нашли в 1975 году в Корнвилле. Капитан Бэйнсмит вспомнил о формировании специального поезда, для того, чтобы вывезти следователя, который был к тому времени «в нервном и испуганном состоянии». Начиная с этого момента, материалы Соколова и его драгоценные реликвии — небольшое количество человеческих останков, драгоценности и разорванная императорская одежда — начали свое неуверенное путешествие в Европу.