Дело Романовых, или Расстрел, которого не было - [106]

Москва организовала контроль — но чем все это должно было закончиться? Белобородов сообщает относительно Сыромолотова, члена Областного Совета, что он поехал «для организации дела согласно указаний Центра», но совершенно неизвестно, каковы были эти указания.

Чтобы понять, каковы были реальные намерения Москвы, необходимо объяснить, внезапное беспокойство Ленина о судьбе Романовых. Почему он должен быть уверен, что императорская семья находится в безопасности? Создатель Советской России, конечно, не лежал с открытыми глазами ночью, волнуясь о Романовых с чисто человеческой точки зрения. Ленин, возможно, и не признавал насилия лично, но он признавал насилие, которое помогало революции.

В январе 1918 года он публично заявил: «Мы ничего не достигнем, если мы не будем использовать террор» и он последовательно использовал массовый террор в отношении бывших средних и высших сословий. Ленин даже похвалил доктрину экстремиста Нечаева, который требовал уничтожения всей династии Романовых. Только из этого следует, что Ленин одобрил бы расстрел царя, и всех великих князей во имя революции.

Но Ленин отличался от других идеологов своим прагматизмом, пониманием, что политика является искусством возможного. Сама революция представляла борьбу — борьбу идеалов, но всегда следовало внимательно следить за изменением ситуации. Именно Ленин сказал: «Шаг вперед — два шага назад… это случается и в жизни отдельных людей, это случается и в истории наций…» О здравом смысле Ленина говорят его слова, сказанные его коллегам, которые просто кипели от ярости по поводу немецкого ультиматума во время переговоров в Брест-Литовске: «Пришло время положить конец революционным фразам, и перейти к реальной работе… Чтобы продолжить революционную войну, необходима армия, а у нас ее нет. Это — вопрос подписания договора теперь, или подписания смертного приговора советскому правительству три недели спустя». Ленин убедил своих товарищей, и договор был подписан 3 марта.

Но мир с Германией был хрупким. Несмотря на внутреннюю оппозицию, Ленин умудрился удерживать Берлин, пытаясь выиграть время для объединения большевиков в России. Если обратить внимание на время, когда Ленин вспомнил о Романовых, в конце июня, и резкие изменения в охране Дома Ипатьева в то же время, напрашивается вывод, что все это связано с прагматичностью ленинской политики в отношении Германии. В конце июня, вслед за слухами об убийстве царя, немецкий посол Мирбах интересовался положением Романовых. Он не говорил об их расстреле, он просто интересовался их состоянием. Для Ленина это было легким напоминанием из Берлина, и касалось только одной из небольших его проблем из всего того количества проблем, которые он должен был решать.

Человека, который в марте передал немцам треть населения России, чтобы успокоить немцев, вряд ли особо сильно беспокоил вопрос об одной бывшей императорской семье. Таким образом, тюремные условия в Екатеринбурге были улучшены. Юровский восстановил дисциплину и немцы могли быть уверены, что теперь Романовым ничего не угрожает.

Но, как раз тогда, когда из Екатеринбурга пришла телеграмма о том, что «нет оснований для беспокойства», серьезные события назревали в Москве, они могли бы порвать тонкую нить отношений с Германией, и очень близко подошли к уничтожению всех мирных инициатив Ленина. 4 июля делегаты со всей России собрались в Большом театре на Всероссийский съезд Советов. Впервые Ленин и другие видные большевики столкнулись с полными ярости противниками Брест-Литовского договора. Буря протестов, до сих пор глубоко запрятанная, вырвалась наружу и закружилась вокруг Ленина. Левые эсеры буквально взвыли: «Долой Брест! Никаких отношений с немецкими мясниками!» Среди дипломатического корпуса в зале сидел немецкий посол граф Мир-бах, сидел спокойно, держал себя в руках, хотя зал буквально орал, требуя его крови.

Два дня спустя он ее получил. Утром 6 июля в кабинете Ленина зазвонил телефон и принес ужасные новости. Граф Мирбах был застрелен в своем посольстве двумя левыми эсерами. Ленин был потрясен и быстро понял, что немцы могли использовать это убийство как повод для того, чтобы возобновить войну с Россией.

«Возможность этого вполне реальна», — сказал Ленин, когда услышал эту новость, — «мы должны любой ценой повлиять на характер немецкого сообщения в Берлин». Вместе с Янкелем Свердловым, председателем Центрального комитета и его главными экспертами Чичериным и Радеком, он направил в немецкое посольство соболезнование, пытаясь избежать крушения политики в отношениях с немцами.

Позже, в сообщении Уральскому Совету, Свердлов абсолютно ясно показал, насколько близко они стояли к катастрофе: «…после убийства Мирбаха, немцы потребовали, чтобы им позволили прислать в Москву батальон. Мы категорически отказались и были на толщину волоска от возобновления войны». Но ожидаемое немецкое вторжение не последовало, поскольку Германия, не имевшая успехов на Западном фронте, не могла себе позволить втянуться в какие-либо новые приключения в России. Однако, 6 июля и несколько дней позже Ленин мог этого еще не знать.