Дело пропавшей балерины - [84]
— И как на это реагировали?
— Злились в ответ. Однако отношения хореографа и исполнителей редко бывают спокойными, — улыбнулась Нижинская.
Вацлав к спокойствию не стремился — он заставил танцовщиков сгибать колени, ступать сначала на пятку, а уже потом на стопу. Все балетные каноны были нарушены. Он сам, бог прыжков, о которых ходили легенды, в этом балете выполнил прыжок всего лишь раз — когда имитировал, как Фавн перепрыгивает через источник, у которого собрались нимфы. Нижинский вынуждал балерин держать голову в профиль к зрителю, а тело — в анфас, движения руками были резкими и демонстративно неловкими.
— Это в самом деле напоминало рисунки на древнегреческих вазах, — резюмировала Бронислава.
— Однако Дягилев был не в восторге?
— Я уже говорила — слишком странная хореография, слишком далекая от классического балета. Танцовщики сетовали на то, что вообще не танцуют, ведь от танца, как такового, ничего не осталось.
— Почему же постановка балета все равно состоялась? — спросил следователь.
— Дягилев решил довериться вкусу художника по костюмам Леона Бакста.
— Художники всегда бок о бок с балетмейстерами, — улыбнулся Тарас Адамович.
— Бакст расцеловал Вацлава и сказал, что балет гениален. Добавил, что Париж будет в диком восторге. Относительно «дикого» он предусмотрел правильно. Самые известные ценители искусства собрались в театре Шатле, чтобы увидеть балет моего брата на музыку Клода Дебюсси к эклоге Стефана Малларме. Сюжет весьма прост: нимфы собираются у источника, главная из них желает искупаться и начинает снимать легкие покровы. Вдруг появляется Фавн, испуганные нимфы разбегаются. Главная нимфа медлит, однако потом тоже убегает, подхватив одно из покрывал, но забывает другое. Фавн поднимает его.
— И все?
— Да. Бакст создал невероятные костюмы. Скандальным можно было считать костюм Фавна — кремовое трико, хвост и шапочка с рожками. Впервые танцовщик появился на сцене в столь откровенном виде. Нимфы танцевали босиком с подкрашенными красной краской ступнями, — она мечтательно посмотрела в окно.
— И это спровоцировало скандал?
— Не совсем. Один из наших защитников — Огюст Роден — вынужден был писать в газеты одобрительные отзывы, отмечая, что «Фавн» прекрасен, как прекрасны античные фрески, а финальный его жест, когда он подхватывает и целует вуаль, оброненную нимфой, — это трогает за душу, — она лукаво улыбнулась.
Тарас Адамович посмотрел на нее.
— Но…
— Никаких «но». Вацлав создал балет, преисполненный эстетики и любви. Финальную позу можно расценивать по-разному. Кто-то увидел в ней похотливую животную страсть, потому что Фавн и впрямь не только целовал покрывало. Вацлав показал то, что хотел. И это было прекрасно.
Тарас Адамович задумчиво коснулся виска. Спустя мгновение он посмотрел на балерину и задал вопрос:
— Вы пытались использовать элементы хореографии брата здесь, в Киеве?
— Не знаю, что вам сказать… «Фавн» изменил меня. Возможно, в тот вечер он изменил всех, присутствовавших в зале. Его влияние я чувствую постоянно, но вряд ли смогу привести вам конкретные примеры, — она смолкла, задумалась. После паузы добавила: — Балет меняется. Это чувствуют художники.
— Такие, как Экстер?
— И Леон Бакст. Но дело не в этом. Что-то меняется в самом мире, он дрожит и трепещет. Сдвигаются глыбы устоявшихся законов, канон перестает быть каноном. Не знаю, чувствуют ли это следователи, но хореографы чувствуют. В «Фавне» роль отдельного танцовщика терялась, зато перед зрителем появлялись массовые сцены, фигуры сливались в одну движущуюся, постоянно изменяющуюся композицию. Не знаю, как это объяснить. Думаю, Вацлав что-то увидел, заглянув за грань.
— А вы?
— Я вижу не так далеко. Возможно, просто боюсь того, что там можно увидеть.
Разговор смутил его. Он попросил Брониславу посмотреть на то, что принес Сергей Назимов. Хотя бы одним глазом.
— И что вы ей показали? — спросила Мира Томашевич в уютном, теплом доме, протопленном осиновыми дровами, отгоняющими печаль.
— То, что покажу сейчас вам. Но сначала я хотел бы спросить. Мира, вы догадались, что Барбару Злотик из тюрьмы забрал не Менчиц, задолго до того, как мы рассказали вам об этом?
— Да, — ответила девушка.
— Думаю, вы уже давно имеете ответ и на другой вопрос. Кто похитил вашу сестру, Мира?
Девушка подняла на него изумленные глаза. Яков Менчиц спокойно посмотрел на бывшего следователя. Осина весело потрескивала в камине, очищая дымоход от сажи. Вечер настойчиво заползал под занавески на окнах дома Тараса Адамовича, будто похотливый Фавн, пришедший к источнику, дабы посмотреть на купающихся нимф.
XXVII
Чердак дома Гинзбурга
Мира отставила бокал с теплым напитком, посмотрела почему-то на Якова Менчица и назвала имя. Тарас Адамович, не меняя выражения лица, сказал:
— Интуиция, — и скользнул взглядом в сторону молодого следователя, — воистину может совершать с нами удивительные вещи. Дает ответы раньше, чем утомленный мозг выстроит рациональную цепочку. Мы когда-то говорили об этом с Георгием Рудым. Он считал, что интуиция — вполне логическая способность нашего мозга. Мы вплетаем в цепочку причинно-следственных связей не только безусловные аргументы, но и ощущения, неосмотрительные фразы и взгляды, выражения лиц и незначительные детали, которые ни в одном суде не признают аргументом. Однако такая цепь будет массивнее и крепче любой, состоящей из сплошных аргументов. Рудой считал, что мы недооцениваем интуицию по той причине, что не можем понять, как именно ею следует пользоваться.
Кшиштоф Занусси (род. в 1939 г.) — выдающийся польский режиссер, сценарист и писатель, лауреат многих кинофестивалей, обладатель многочисленных призов, среди которых — премия им. Параджанова «За вклад в мировой кинематограф» Ереванского международного кинофестиваля (2005). В издательстве «Фолио» увидели свет книги К. Занусси «Час помирати» (2013), «Стратегії життя, або Як з’їсти тістечко і далі його мати» (2015), «Страта двійника» (2016). «Императив. Беседы в Лясках» — это не только воспоминания выдающегося режиссера о жизни и творчестве, о людях, с которыми он встречался, о важнейших событиях, свидетелем которых он был.
Последние майские дни 1936 года, разгар репрессий. Офицерский заговор против Чопура (Сталина) и советско-польская война (1919–1921), события которой проходят через весь роман. Троцкист Ефим Милькин бежит от чекистов в Баку с помощью бывшей гражданской жены, актрисы и кинорежиссера Маргариты Барской. В городе ветров случайно встречает московского друга, корреспондента газеты «Правда», который тоже скрывается в Баку. Друг приглашает Ефима к себе на субботнюю трапезу, и тот влюбляется в его младшую сестру.
1898 год, приключения начинаются в Тифлисе и продолжаются в Палестине, в Лондоне, в Венеции и на Малабарском побережьи Индии. Самые захватывающие эпизоды в Абастумани, где в это время живет наследник цесаревич великий князь Георгий Александрович…
Студент Кембриджа Джозеф Уолш по приглашению университетского друга проводит лето 1893 года в Лондоне – в доме, принадлежащем семье Стаффордов. Беззаботные каникулы и вспыхнувшее увлечение Джозефа внезапно омрачает убийство одного из членов семьи. За дело берется опытный полицейский, однако студент начинает собственное расследование, подозревая, что это уже не первое преступление, совершенное в Адмиральском доме. И, похоже, убийца не намерен останавливаться. Ретро-детектив позволит ощутить атмосферу викторианской Англии с ноткой спиритизма и легким послевкусием английского романтизма в живописи.
1918 год станет для семьи Кронгельм роковым. Юной эмигрантке из России предстоит испытать превратности первой любви и оказаться в эпицентре расследования запутанного убийства. Всё не так, как кажется на первый взгляд. Поэзия, страсть и смерть – на фоне бессмертной красоты Кембриджа. Персонажи этой истории являются частично или полностью вымышленными.
Судья Ди, находясь в отпуске в Вэйпине, успешно раскрывает несколько преступлений: убийство жены местного судьи, странную пропажу торговца шелком и попытку одного из купцов обмануть своего компаньона. Разбойники, лживые чиновники и неверные жены — в детективном романе из жизни средневекового Китая. Художник Катерина Скворцова. .