Дело пропавшей балерины - [28]

— Как знать. Возможно, это всего лишь намек на «Гарде!» — улыбнулся Тарас Адамович.

— Но мы опросили всех, кого могли. Я видел, что вы поговорили даже с кассиром и уборщицей. Собираетесь ли вы опросить всех артистов, выступавших в тот вечер?

— Возможно, но не всех. Ведь есть еще те, с кем действительно стоило бы поговорить. Например, с балериной, которая находилась в гримерной, когда Вера Томашевич, простившись с Корчинским, вошла туда.

— И кто же это?

— Ее зовут Лиля Левская. С ней Мирослава Томашевич говорила в тот вечер.

— Откуда вам известно ее имя?

— Пока вы пили шампанское в буфете, я успел поговорить не только с уборщицей и кассиршей. Однако балерины Левской в театре нет. Придется искать.

Бывший следователь устало подхватил чемоданчик, стоявший у ног.

— Хорошего вечера, — сказал он художнику и взмахом руки остановил фаэтон.

Легкий экипаж с откидным верхом плавно подкатил к собеседникам.

— И вам хорошего вечера! — услышал в ответ Тарас Адамович, как только опустился на сиденье.

Извозчик хлестнул коня, фаэтон тронулся. Бывший следователь в последний раз посмотрел на художника и погрузился в размышления, пытаясь упорядочить в голове услышанное и увиденное. Должно же быть нечто ускользнувшее от их внимания. И, откинувшись на спинку сиденья, он закрыл глаза, воссоздавая в памяти события.

IX Путь пешки

Осень мягко вступала в свои права, теплый сентябрьский ветерок щекотал листья деревьев. Каштаны в скверах тихо стряхивали на землю бремя колючих плодов. Мальчишки, время от времени забегавшие во двор Тараса Адамовича, чтобы полакомиться вареньем, приносили полные карманы каштановых орехов, иногда забывая их на веранде.

Тарас Адамович уже держал в полной готовности деревянные грабли, примостив их у ступеней, — еще чуть-чуть и листья с яблонь полетят наземь, устилая все вокруг цветастым ковром. Две яблони у самой веранды уже покрывались позолотой, молодая яблонька в центре сада краснела. Остальные все еще стояли первозданно-зелеными. Но сентябрь уже приоткрыл дверь в сад, вспугнув последних бабочек.

Бывший следователь традиционно встречал полдень на веранде за чашечкой мазаграна. С октября холодный кофе он обычно заменял липовым чаем, и лишь в конце ноября привычное чтение газет и писем с веранды перекочевывало в комнату Эстер. До последнего месяца осени было еще далеко, но некоторые изменения все же проникли в размеренную жизнь домика, утопающего в яблоневом саду.

Эстер все чаще оказывалась на веранде: в послеполуденные часы Мира Томашевич, скрипнув калиткой, направлялась легкой походкой по вымощенной дорожке к дому. Девушке нравилось дышать опьяняющий аромат яблоневого сада. Ее ловкие пальцы проворно отстукивали на печатной машинке очередной текст, а потом она рассказывала хозяину дома свежие городские сплетни, вопросительно заглядывая ему в глаза. Он не отводил взгляд, но и порадовать новостями сестру пропавшей балерины не мог.

Нередко работа затягивалась до самого вечера, тогда Тарас Адамович готовил ужин и выносил на веранду пледы. От вина или наливки Мира обычно отказывалась, варенье с чаем — нахваливала. Он и сам толком не мог себе ответить — зачем нанял ее, никогда прежде не задумываясь о необходимости иметь секретаря. Однако с первых дней ее появления вдруг осознал, как много, оказывается, в его доме бумажной работы. Когда же Мира взяла на себя контроль за доставкой периодики и перепиской с его шахматными партнерами, поймал себя на крамольной мысли, что почти рад исчезновению балерины — иначе идея с секретарем никогда, наверное, не пришла бы ему в голову. Протоколы допросов и комментарии Тараса Адамовича она старательно печатала, чуть ли не ежедневно. Однако в протоколах задавались вопросы, остающиеся без ответов. Почему Вера Томашевич не дождалась сестры? Почему назначила две встречи в один вечер? Ушла сама, или кто-то ее вынудил уйти?

— Вам необходимо ответить на письмо мосье Лефевра, — напомнила Мира, отстукивая очередной протокол на машинке. Эстер весело позвякивала под ее пальцами.

— Да, сегодня же отпишу ему.

— Здесь «Губернскія въдомости», «Телеграфъ», «Кіевлянинъ» и «Кіевская мысль».

— Благодарю.

— Я послала письма князю и господину Думитреску.

— Благодарю, — повторил бывший следователь.

— Как давно вы переписываетесь с грузинским князем? — задала Мирослава вопрос, интересовавший ее со вчерашнего дня.

— О, он один из моих самых старых шахматных партнеров. А еще — поставщик невероятного грузинского чая. Хотите попробовать?

— С удовольствием, — улыбнулась Мира, — как только закончим с протоколом.

Он диктовал дальше. Слова Корчинского не удивили ее, Мирослава уже слышала его рассказ о костюме сестры в тот вечер. Заинтересовало следующее:

— А он не запомнил девушку, которая в тот вечер была в гримерной Веры? Тоже балерина. Может, он делал костюм и для нее?

— Нет, он не запомнил. Но мы знаем ее имя, нужно только найти эту девушку. Хотя Лиля Левская — не единственная, с кем стоит еще поговорить. Одну встречу я откладываю уже слишком долго.

Мирослава перестала стучать по клавишам.

— С кем?

— Как думаете?

Ответить она не успела — скрипнула калитка. Долговязый бледный юноша неуверенно остановился у забора и, заметив Миру, вспыхнул румянцем.