Дело пропавшей балерины - [18]
— Вряд ли услышите что-то новое, — ответил художник. — Разве что она не оперирует сплетнями.
Они остановились у одной из гримерных, Тарас Адамович снова достал записную книжку. Девушки болтали, пересыпая разговор смехом и намеками.
— Бася точно не будет страдать из-за исчезновения Веры, — говорила одна. — Теперь на Царь-девицу из «Конька-Горбунка» Нижинская, скорее всего, поставит ее.
— Наверное, развлекается с военными, — бросила другая. — Говорила, что хочет на озера, подышать свежим воздухом.
— Вероятно, киевский воздух слишком задымлен для нашей примы.
Смех. Радостный, с нотками торжества. Хорошо, что он не взял сюда Миру.
— С какими именно военными встречалась Вера? И где? — начал допрос следователь.
Девушки отвечали без запинки:
— В «Семадени», часто в «Праге» или «Франсуа».
И прозвучала фамилия, которую он уже слышал: «Назимов». Сергей Назимов.
Все указывало на то, что необходимо поговорить с офицером. Балерины намекали, что он не прощает измены.
— Он вспыльчив, — хихикала одна.
— А Вера… не обращала на это внимания, — добавляла другая.
— Разве он не дарил цветы тебе, Лизи?
— Мне многие дарили цветы, я должна помнить всех?
— Назимова сложно забыть, — смеялись балерины.
— Узнали что-то интересное? — спросил Щербак уже на улице.
— Возможно.
Тарас Адамович посмотрел на своего сопроводителя.
— Олег Ираклиевич, а что вы скажете о Назимове?
Лицо Щербака превратилось в маску.
— Офицер, который не на фронте? Да он еще больший актер, чем все, кого вы видели сегодня в театре, — и, картинно откинув волосы со лба, надел шляпу.
Было около четырех часов, когда Тарас Адамович вернулся в свой яблоневый дом-крепость. Уют сада окутал и поглотил его тотчас, уводя от мирской суеты, где яркие, как мотыльки, балерины говорили друг дружке что-то ядовитое, художники помогали бывшим следователям, а офицеры в разгар войны развлекались в киевских ресторанах.
Мира вошла в калитку через полчаса, отстучала каблучками по дорожке, ведущей к веранде, нырнула в дом, туда, где в комнате со шкафом и столом у окна ожидала ее Эстер — старая печатная машинка. Она поселилась в этом жилище еще со времен деда Тараса Адамовича, но нарек ее так нынешний владелец. С единственной целью — чтобы это имя звучало в его доме.
VI
Три пучочка гиацинтов
Очередное утро упало белым осенним туманом на яблоневый сад Тараса Адамовича. Он проснулся раньше обычного, вышел на веранду и замер, любуясь прозрачными капельками хрустальной росы на траве. Втянул в себя густой, чуть прохладный воздух, доверху наполняя им легкие. Выдохнул, размял плечи.
На кухню вернулся, наполненный утренней бодростью. Такое настроение требовало каких-то перемен. Он решил начать их с джезвы. Отставил бронзовую, в которой варил кофе несколько дней подряд, — дедово наследство, и достал медную, подаренную коллегами.
С ней у него сложились непростые отношения: она постоянно тускнела. Бронзовая хорошо полировалась руками — этого было достаточно для сохранения цвета. Медная требовала большего внимания. Нынешним утром у него нашлось на нее время. Взял с полочки солонку, яблочный уксус. Помешивая раствор, постепенно добавил муку. В прошлый раз он чистил джезву лимоном с солью. Результат был удивительный, хотя хватило ненадолго. Смесь из муки, уксуса и соли нанес на поверхность джезвы. Теперь нужно подождать, пусть действует.
Вышел в сад, собрал с еще влажной травы опавшие краснобокие яблоки, поставил корзину на веранде. Надо будет нарезать их побыстрее — битые бока за пару часов испортят плоды. Яблочное варенье из опавших фруктов всегда имело особый вкус — с ноткой сладкой перезрелости. Сильвестр Григорьевич не ощущал этой нотки, но можно предложить сравнить два вида варенья Мире.
Девушка придет после обеда, как всегда преисполненная решимости и тревожных мыслей. С каждым днем, который проходит без известий о сестре, решимость ее становится все выразительней, а тревожные мысли все невыносимей. Он чувствовал это, когда она, не мигая смотрела на него своими бездонными синими глазами. Дни тянутся медленно, тяжелый полуденный воздух застывает между домами и вынуждает людей двигаться не торопясь. И кажется, мысли так же медленно, как мухи в чуть загустевшем меде, ползают в его голове.
Нужно посетить Интимный театр, осмотреть интерьер, найти танцовщицу, которую Мира видела в день исчезновения сестры. Стоило бы отыскать Сергея Назимова в ресторане или на службе, расспросить у него об отношениях с Верой Томашевич. Нелишним будет вернуться в сыскную часть и выяснить, не всплывала ли фамилия Досковского случайно в отчетах следователей в последнее время. Нужно встретиться с женой балетмейстера Брониславой Нижинской и расспросить у нее о конфликтах Веры с другими балеринами.
Пройтись бы в «Семадени», прогуляться в Шато де Флер. А может, поговорить с курсистками, подругами Миры? Не потому ли Веру Томашевич никто не может найти уже почти десять дней, что она сама не хочет быть найденной? Слишком много вопросов. Чтобы получить ответы, придется расплачиваться самым дорогим — временем.
Тарас Адамович вздохнул и принялся чистить джезву. Обмыл ее под холодной водой, вытер чистым льняным полотенцем, которое держал на кухне исключительно ради нее. Капризная посудина. Отмерил три ложки кофе, залил водой, поставил в песок. Сел на стул и погрузился в мысли. Очнулся, только когда пар над темной кофейной поверхностью дал знать, что напиток пора помешать. Дал ему еще немного времени — раскрыть аромат, потом вынес джезву на веранду, уже частично залитую солнцем.
