Дело принципа - [17]

Я вспоминаю Короля Артура и думаю, что он зря торопился-суетился со своей тысячей. Нет, не поставил бы Дробышев фельетон старинного друга Гатаева. Как бы чего...

Да! Комиссия ведь поработала тогда: все факты в фельетоне подтвердились. И общежитие не ремонтировалось со дня основания, и Пожарский среди ночи вламывался к жильцам с обыском - нет ли где мужчин, и сплетни про девиц распространял... А потом, после комиссии, еще и в суд подал за клевету...

- А четки?

- Он же их везде с собой таскал. На первых порах все кресла в редакции протер. Сядет и сидит. И четки мусолит. Курить, говорил, бросает - и с четками легче.

В общем, такая история...

В общем действительно история!

"Главному редактору... Напечатав в вашей газете фельетон "Терем-теремок", вы дали мне право также публично ответить гр. Гатаеву. Сейчас, как мне докладывают, Гатаев тайно, минуя коменданта, поручает отдельным жильцам собрать подписи, обещая за это добиться допуска мужчин в спальные комнаты к женщинам, проживающим в общежитии..."

"ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО А. ГАТАЕВУ... Я, как отец взрослых детей, не допущу разврата в стенах вверенного мне общежития, могущего последовать за последующими в общежитие мужчинами... Как мне доложил комендант и как следует из помещенного в газете пасквиля, вы изложили факты пристрастно, наложив черное пятно на коллектив... Мне не хотелось бы вас пугать, но только есть еще Закон с большой буквы. Как говорят в народе (вы уж извините, я первое слово перефразирую), что напишешь, то пожнешь..."

"Объяснительная. Редактору... от Гатаева А. М...."

"Уважаемая редакция! Пишут вам девушки из общежития нашего города..."

"СПРАВКА о проделанной культмассовой работе за ноябрь месяц в общежитии... Подпись - Пожарский".

Это еще зачем? Вали кулем, что ли?

"Итак, повторный визит. Пожарский в своей тарелке - он у себя в кабинете. Он сидит - я стою. Сядем..."

А это почерк тот же, что и карандашной пародии на пиита. То есть Гатаев. Ну-ка, ну-ка...

" - Я был в общежитии, и меня не пропустили. Направили к вам. Не скажете, зачем?

- Вы непорядочный тип! Вы извратили мои слова! И поступки! Я не желаю с вами разговаривать!

Очень хотелось ему все это сказать. Долго он готовился. Даже перед зеркалом, не исключено, репетировал.

- Тем более непонятно, зачем меня направили к вам. Вопрос о моей порядочности мы сейчас решать не будем. Мне нужно от вас разрешение на вход в общежитие, и только... Непонятно, правда, почему его нужно брать у вас. И почему его вообще нужно брать. Что у вас там за укрепрайон?.. Кроме угроз, редакция от вас никаких внятных ответов не получила. Мне поручено выяснить, какие меры приняты... Судя по рогаткам, которые вы понаставили, это единственные меры.

- От меня вы ничего не получите!

- Прекрасно! Теперь отвлекитесь. Я - не Гатаев, вы - не Пожарский. Я - журналист, прибывший по заданию редакции, вы - начальник ЖКО, обязанный соблюдать все правила положения об общежитиях...

- Как вы могли, молодой человек, написать такое! Да еще накануне нашего большого общего праздника! Это как-то даже настораживает!

Демагог...

- Праздники существуют у нас для того, чтобы сосредоточить внимание на еще не решенных проблемах.

- Это кто сказал?! - Щурится.

- Ленин.

Молчит Пожарский долго. И говорит:

- Да. Правильно. На проблемах. А у меня проблема с пропускным режимом ре-ше-на! Ясно?!

- Ясно. Ваше упорство я могу истолковать как сознательное желание скрыть произвол, творимый вами в общежитии.

- Мал-ладой человек! - переходит он на менторский тон. - Я эти общежития изучил как свои пять! У вас молоко на губах не просохло, когда я сам в общежитии поселился! Вы знаете, что там творится? Вы знаете, сколько лет я в таких общежитиях прожил?!

- Какого же черта, - говорю я, - вы столько лет занимаете должность начальника ЖКО, если считаете, что и внуки ваши должны жить в таких же общежитиях?! Да еще как в каземате - девочки отдельно, мальчики отдельно. И ни-ни - в гости!

Пожарский свирепеет. Вспомнились правила вежливости - приношу корректные извинения, покидаю кабинет..."

Еще в верхнем углу первой страницы было написано: "Послесловие, или Продолжение разговора". Еще на последней странице была редакторская резолюция: "Алексей! Резко, но иронию потерял. Сушишь, оправдываешься. Мне не нужен протокол. Давай в своей манере!"

Да-а... резок был Алексей Матвеевич Гатаев. Слишком резок. А может быть, резкость эта должна быть вообще абсолютной? Ведь направлена она против тех, кто этого заслуживает...

Как бы завтра не проспать. Интересный разговор будет завтра, по всей видимости...

Разговор был не сразу. Сначала я деликатно испрашивал у Сашки комбинезон. А он стучал пальцами по иссеченному каплями стеклу и напевал "Я вас люблю, мои дожди". Потом сказал: "На, подавись!" И съязвил еще: "Не заляпай грязью по такой погоде". Потом я его комбинезон заляпал грязью, пока буксовал на "Яве". Потом въехал в маленький молодой городок, потом искал общежитие среди домов-близнецов. Потом искал Нину Линько, автора письма в редакцию. Потом нашел. Потом сказал ей, что по поводу Родиона Николаевича. Потом она сказал: "Господи, снова покоя нет!" Узнала, что я не из жилконторы. Узнала, откуда я.