Дело полковника Петрова - [16]

Джеймс представил меня жене и дочери. Миссис Джеймс, примерно пятидесяти лет, была полной, невысокого роста и несколько подавленной. Дочь Нина - молодая, темноволосая, привлекательная и импульсивно-веселая. Ее радостное щебетанье воспринималось несколько странно в этой средневековой обстановке.

- Теперь вы знакомы со всей моей семьей. Вернее со всей моей семьей в Австралии, - произнес Джеймс. - У меня есть ещё одна дочь в Соединенных Штатах.

Потом был ужин. Мне встретились несколько постояльцев пансионата для выздоравливающих, а остальную часть вечера мы провели в беседах. В основном это были деревенские сплетни, но миссис Джеймс завела разговор о новых биологических теориях, появившихся в Советском Союзе, и за этим последовала оживленная дискуссия. Стало уже поздно, и я собрался уезжать, неоднократно пообещав вскоре снова навестить их с визитом. Вечер мне понравился, это было приятное развлечение на фоне моей ежедневной рутины.

Я не мог определить свое отношение к семье Джеймсов. В целом было ясно, что они жили прошлым, как и многие другие иммигранты. Но они были в курсе научных и политических событий в Советском Союзе в такой степени, которая свидетельствовала, по крайней мере, об отсутствии у них предубеждений против его политического режима.

Доктор Джеймс сам признал, что в двадцатых годах работал на советское правительство в качестве врача. Его послали в Манчжурию в составе группы железнодорожных строителей, и по окончании срока командировки он отказался возвратиться в Советский Союз. По его словам он поехал в Харбин и устроился там работать врачом. Мне показалось необычным, что человек, который нелегально покинул Советы, осел почти в пределах досягаемости ужасного НКВД и устроился в Харбине, где человеческая жизнь в любые времена стоила не много. Но людям свойственно совершать странные поступки и этому, вероятно, не нужно придавать особого значения.

Отношение доктора Джеймса к Советскому Союзу не было типичным для русских эмигрантов, которые обычно были озлоблены и прямолинейны в своей критике всего, что даже отдаленно связано с коммунистическим режимом. Это тоже может ничего не означать, но, по крайней мере ставит некоторые вопросы. Может быть Джеймс - человек беспристрастных и независимых суждений? Может быть у него ко всему свой философский подход, при котором он в поисках истины может встать выше своих личных взглядов и обид ?

Одно я знал наверняка: его дочь в Соединенных Штатах работала в качестве постоянного сотрудника радиостанции Голос Америки. Я знал это потому, что он показывал мне вырезки из американских журналов с фотографиями, именами и описаниями.

Я стал частым гостем в доме Джеймсов, но никогда не ощущал себя у них свободно. Казалось, что они всегда настороже. Потом я получил приглашение присутствовать на приеме в их доме по случаю венчания. Нине предстояло выйти замуж за русского инженера, симпатичного и надежного молодого человека, который прожил в Австралии уже много лет.

Я опоздал, и когда вошел в дом, гости уже сидели за длинными столами, расставленными в виде подковы. Джеймс провел меня к моему месту и представил гостям, сидевшим за столом. Имена, которые он называл, улавливались с трудом, теряясь на фоне шума одновременно звучащих восьми или около того подвыпивших голосов.

Слева от меня сидел полный средних лет мужчина. Его седеющие прямые волосы были зачесаны назад, а маленькие выцветшие голубые глазки и толстые чувственные губы придавали ему вид человека, который несдержан в еде и выпивке. Его лицо показалось мне знакомым, и я подумал, что мог запомнить его во время моих посещений Русского общественного клуба. Его манера поведения свидетельствовала о веселом нраве, и он много и громко говорил, по большей части на хорошем русском языке.

- Ну, давайте выпьем, доктор. Едва ли тут можно что-нибудь понять.

Мы чокнулись и выпили по большому глотку неразбавленного бренди.

- Прошу извинить, но я не расслышал, как вас зовут. Тут такой шум . . . . Клодницкий. Меня называют также Клод - Джордж Клодницкий. Мне кажется, что я видел вас некоторое время назад в Русском общественном клубе.

- Конечно, я хорошо знаю ваше имя. Вы - президент клуба, не так ли?

- Нет, это моя жена - президент, а я помогаю ей в меру моих сил.

Он представил свою жену, невысокую худощавую женщину с волосами красноватого оттенка и маленькими темными глазами. Выступающий вперед нос делал её похожей на птицу. Миссис Клодницкая произвела на меня впечатление безнадежно разочарованной в жизни женщины, и я почувствовал, что это побуждает её добиваться признания со стороны других её интеллектуальных достоинств и личного обаяния. Судя по уважительному отношению к ней присутствующих, её усилия увенчались определенным успехом. Было также ясно, что видное положение, которое она занимала в Русском общественном клубе, служило ей источником большого удовлетворения и гордости.

Она также запомнила мои частые посещения клуба.

- Когда будете в Сиднее, доктор, - сказала она, - милости просим к нам в клуб. Мы будем рады видеть вас у нас. Вы, вероятно, слышали о широком и активном отклике, который получил наш призыв собирать полушубки для России. Будет очень жаль, если наши усилия будут преданы забвению. Сейчас наша основная задача состоит в том, чтобы показать, какой большой прогресс происходит в Советском Союзе в науке, культуре и промышленности. Конечно, это не легко. Ох уж австралийцы! Единственно, о чем они думают, это - пиво и скачки. При этом её голос возвысился до драматической высоты.