Дело передается в суд - [14]

— Что, попало? — захохотал Павел. — В следующий раз не будете хулиганить.

Что́ меня поражало, так это то, что ребята меня совершенно не стеснялись. Игра была крупная, на деньги, а они даже не пытались скрывать это от меня. Мое присутствие вроде бы и не тяготило их совсем. Как будто сам факт моего существования не имел для них никакого значения.

Чистенький мальчик отдавал Сашке проигранные деньги. Их было у него немного, но он, надеясь отыграться, продолжал играть без денег и вдруг, пошарив в кармане, обнаружил, что ему больше нечем расплачиваться.

— У меня нет денег, — сказал он тихо, втянув голову в плечи.

— Расплатись и отчаливай, — жестко сказал Сашка.

— У меня нет, — беспомощно повторил мальчик. От страха пот выступил у него на лбу.

Сашка схватил его за левую руку в том месте, где ее опоясывал ремешок часов.

— Снимай часы.

Мальчик заплакал:

— Не могу, мама узнает.

— У всех мама, — безжалостно передразнил его Сашка. — Ты бы раньше о ней подумал. Карточный долг — долг чести!

Во мне все клокотало от злости. Может быть, я не имел права вмешиваться. Ведь я мог завалить дело, из-за которого сюда пришел. Да и «гогочку», честно говоря, я не жалел. Он сам был виноват в своих неприятностях. Но быть безучастным зрителем — к этому я не привык. А кроме того, Кунгурцев ясно сказал мне, что преступника, обокравшего квартиру Парадиевой, ищу не я один и что его наверняка найдут и без помощи ребят. «Главное, — сказал мне Петр Иванович, перед тем как я в первый раз пошел знакомиться с ребятами, — заставить их свернуть с того пагубного пути, на котором они, видимо, сейчас находятся. Это дело сложное, не одного дня. Но первый шаг предстоит сделать тебе, а как, это ты решишь сам, на месте».

— Оставь мальчишку! — закричал я Сашке и сделал шаг по направлению к нему. Сашка заметно испугался, но в присутствии остальных он не позволил себе отступить.

— А иди-ка ты, — сказал он мне и сильно дернул мальчишку за руку.

В то же мгновение я рывком поднял Сашку со скамейки и простейшей подсечкой уложил его на землю.

Общее оцепенение длилось не больше секунды, а потом на меня бросились Павел, как видно в лучшем смысле понимавший законы дружбы, один из тех мальчишек, которых я увидел сегодня впервые, и вскочивший с земли Сашка. В руке у Сашки был камень.

— Стойте, идиоты! — раздался вдруг злой окрик Игоря, единственного из всех нас сумевшего сохранить хладнокровие. — Вы что, спятили?

Он здесь был главный. Это я заметил еще в первый раз. Сашка нехотя бросил камень, а Павел и второй мальчишка немедленно вернулись на свои места.

— Что вам от нас нужно? — спросил меня Игорь.

— Да ничего, — ответил я, как будто ничего и не случилось, — просто не люблю, когда маленьких обижают.

— А кто его заставлял приходить сюда играть?

— Никто, конечно. Я его и не оправдываю, но зачем же снимать часы? Ведь ему попадет дома.

— Карточный долг — долг чести, — заученно повторил Игорь.

— Какая честь, когда Сашка играл нечестно, — рассмеялся я. — Нечестно, понимаете? И вы, как дураки, кушали это.

— Ну и что, если нечестно, — заступился за Сашку Игорь. — Не надо зевать. Все люди делятся на волков и овец. Не будь овцой, вот и вся хитрость.

— Так рассуждали фашисты, — сказал я. — Выходит, ты с ними заодно.

— Ну уж это вы бросьте, — рассердился Игорь. — У меня отец на фронте погиб.

— Он, наверно, не за то погиб, — жестко сказал я, — чтобы его сын играл в карты.

— Но ведь карты продают в магазинах, — с издевкой бросил пришедший в себя Сашка. — Что ж плохого в игре?

— Можно иногда поиграть и в карты, но тратить на них все свободное время — это слишком большая роскошь. А зарабатывать деньги с помощью карт и вообще подло. Вы же молодые, здоровые — горы можете перевернуть. Да только не перевернете, не та у вас закваска. Всю жизнь проживете, а вспомнить будет не о чем. И что вы тут толкуете о карточном долге — долге чести? Вы на меня не обижайтесь, но это же выдумано для таких дураков, как вы. Иначе кое-кто не сможет жить с помощью карт. И объясните мне, пожалуйста, почему не отдать карточный долг — это нечестно, а, скажем, ограбить одинокую пожилую женщину — это в порядке вещей?

— А дядя Вася сказал… — вдруг перебил меня Хрящ. Но он так и не успел рассказать, что же сказал дядя Вася. Игорь так толкнул его, что он чуть не слетел со скамейки.

Я опять, конечно, не дождался своей знакомой, но домой на этот раз я возвращался не один. Меня провожали Игорь и Павел. На улице мне было легче разговаривать с ними. Двор — тесный, холодный, угрюмый — не располагал к откровенности. И выйдя со двора на улицу с ее неумолчным шумом и скрежетом трамваев, шлепающим шуршанием троллейбусных шин, веселыми выкриками ребятишек, на улицу, где все было другое — воздух, солнце, деревья, — мы сразу почувствовали какое-то расположение друг к другу.

По дороге ребята рассказали мне о себе.

Павел никогда не знал нужды. Но не хлебом единым жив человек. Павел не знал родительской любви и заботы. Отец его — моряк дальнего плавания — редко бывал дома. В его нечастые приезды мать была нежна с сыном. В остальное время Павел мешал ей, ибо больше всего на свете она любила веселое общество, рестораны, внимание мужчин. Сыну она ни в чем не отказывала, давала деньги, покупала дорогие костюмы. Но Павел дивно уже понял, что этим мать откупалась от него за то, что лишила его своей материнской ласки и любви.