Дело огня - [76]

— Мы теперь похожи, правда? — сказал бывший командир десятой.

Нет, подумал полицейский. Мы теперь совсем не похожи. Вы видите в темноте как днем, отличаете животных от людей… Я не спрошу тебя, едите ли вы людей. Я, кажется, знаю ответ.

— А помнишь, — сказал полицейский, — как мы всей веселой компанией ушли в самоволку и потом командиру пришлось закатать нас под домашний арест?

— Помню, — отозвался Харада. — С нами тогда еще был Ито. Ты его потом убил.

— А это что-то меняет?

— И в самом деле, — хмыкнул Харада, поднимаясь. — Почему это должно что-то менять.

Выпрямиться во весь рост он не мог. В этом отнорке не смог бы и Асахина. Здесь люди вгрызались в землю, стоя на коленях, словно творя молитвы богу горы. И Харада, некогда гордый бесшабашный Харада, уходил согнувшись.

Оказывается, можно сгореть и так. Даже не в головешку. В отсутствие, сохранившее форму головешки.

Полицейский подумал, что Харада, наверное, завидует ему. Это он зря.

Черно-белая тень демона-они на стене одобрительно кивнула инспектору.

* * *

Асахина не видел, куда поволокли Сайто, — заметил только резкий рывок в темноту, яснее ясного говорящий, что за тварь ухватила инспектора. Инженер искал любой возможности попробовать мечом хоть одну такую — но против него выслали людей. А людей убивать без нужды он все-таки не хотел. Впрочем, его противникам тоже не повезло. В тесной шахте не размахнуться как следует, не перейти в высокую стойку — а драться, нанося колющие удары, ребята Ато не умели.

Потом им стало еще труднее — несколько тел загородили проход. Стрелять они, видимо, не решались. Правильно не решались, газ в шахте точно есть, если он взорвется, не поздоровится даже кёнси.

Асахину заперли в тупике, куда пришлось нырнуть, когда Сайто уже не мог прикрывать спину. Он понимал, что дело безнадежно, — а его противники понимали, что он это понимает, и отчетливо осознавали преимущества его положения. Им не хотелось умирать, а он был готов. Им не хотелось отвечать перед старшими за побег Асахины, а он отвечал только перед собой и тем, кого они не знали.

Они начали тянуть время — наверное, хотели подождать, пока погаснет светильник, чтобы ночные убийцы смогли атаковать в темноте. Асахина знал, чего ради его уговаривают сдаться, — и готовился к прорыву, собирая силы: в затхлом, влажном воздухе подземелья они уходили быстро. Но он недооценил крестьянскую смекалку: первый же его удар увяз в чем-то жестком, никак не похожем на человеческое тело — и это что-то, в полумраке принятое им за человека, тут же швырнули на него. Высокая корзина для угля. Не давая опомниться, на него обрушили вторую и третью корзины — а там уж выбили меч и принялись топтать ногами.

Они могли и убить — с перепугу и от злости, — и нельзя было сказать, хорошо это или плохо. Боль уже ощущалась как тепло. Инженеру удалось, наконец, найти точку опоры — и в этот момент свет вспыхнул, а потом погас.

Возвращение было как подъем с глубины: сначала свет, пойманный сквозь ресницы. Потом — ощущение тела. Потом — вкус. Приятный, свежий, прохладный вкус ледниковой воды на вздутых губах и сухом языке. А потом — звук. Мелодичный, как звон колокольчика, который вешают в доме, чтобы отгонять злых духов и призывать добрых.

— Асахина-сэнсэй! Очнитесь, пожалуйста, Асахина-сэнсэй!

Остаток воды госпожа Мияги плеснула ему в лицо, и он разлепил веки.

Госпожа Мияги была исключительно хороша собой. Отрада для глаз. Особенно сейчас — когда в ее собственных глазах стоял стеной настоящий испуг. Неподменный.

Она была хороша. А вот все остальное — не очень, потому что связали инженера с той же крестьянской основательностью, с какой ловили. Рук и ног он не чувствовал, да, в общем, и не видел — от любой попытки приподнять голову веревка врезалась в горло.

Асахина осмотрел помещение. Земляной пол, низкие скамьи вдоль стен, в углу бочка с водой, посередке очаг, окон нет — похоже на караулку при шахте. Асахина прикрыл глаза и опустил голову. Забавно — в юности он готовил себя и к такому повороту событий, но никак не предполагал, что это случится на одиннадцатом году после Бакумацу. Впрочем, все когда-нибудь кончается — и везение тоже. К нему и так были слишком добры.

Увидев, что он жив, госпожа Мияги сменила тон.

— Не пытайтесь притворяться, будто снова лишились чувств, господин инженер. Иначе я суну вам за пазуху раскаленный уголь.

— Я не притворяюсь, — сказал Асахина, чтобы попробовать, как слушаются губы и голос. — Мне просто не хочется на вас смотреть, госпожа Мияги.

— Боитесь? — женщина снова мелодично засмеялась. Нет, явно не тех духов приманивал этот колокольчик. — Правильно делаете.

Ну что ж, значит, общение с бесами способность читать мысли человеку не дает. Это хорошо, потому что в книгах оно очень уж по-разному описывалось. Это хорошо, а вот веревки… даже если их сейчас разрежут, он какое-то время не сможет двигаться. Раньше… раньше он мог почувствовать и заставить подчиниться едва не каждую мышцу… Конечно, он попробует — что терять, — но… десять лет назад он был на десять лет моложе.

Тонкие пальчики извлекли из-за пазухи омаморибукуро и сорвали с шеи шнурок. Асахина раскрыл глаза.