Дело огня - [20]

— Да, — Хидзиката снова усмехнулся. — Я полагаю, что господину Кусаке Гэндзую надобно поставить небольшую часовенку.

— За что? — изумился Окита.

— За избавление Японии от господина Кусаки Гэндзуя, — с самой серьезной миной объяснил Хидзиката. Окита засмеялся. Хидзиката любил смотреть, как он смеется. Завтра шуточку подхватит весь отряд, послезавтра она пойдет гулять по всему городу, и на сей раз погорельцы будут единодушны с «демоном Синсэнгуми».

Жаль только, что господин Кусака не совершил своего подвига до того, как повести отряды Тёсю на Столицу.

Кондо вернулся мрачный, как нынешний городской пейзаж. Неловко слез с седла — не привык еще к верховой езде — и зло одернул хаори. Он часто возвращался от градоначальника злым и мрачным, но сегодня тучи, видать, были особенно черны. На приветствия случившихся по дороге подчиненных Кондо не ответил, вошел в комнату и тяжело упал напротив своего заместителя.

Хидзиката докурил трубку, выбил ее в медную чашечку, отложил. Налил чаю, придвинул чашку командиру.

— Тоси, — без предисловий начал Кондо. — Что ты там натворил с этим паланкином, будь он неладен? Что за дурь, а? Вся это свора и так готова разорвать меня на тряпки, так еще сегодня князю Мацудайре жаловались на тебя прямо из дворца! Из дворца, Тоси! На тебя лично!

— Паланкин заготовили, как я понимаю, для того, чтобы под предлогом опасности для жизни вывезти Государя на гору Хиэй, — спокойно начал разъяснять Хидзиката. — Кроме того, они загородили нам дорогу и требовали, чтобы я отвел отряд и пропустил какого-то там дайнагона.

— Аоки, — мрачно уточнил Кондо. — Дайнагона Аоки. Того самого.

— Ну вот, — Хидзиката пожал плечами, потом продолжил. — Место узкое, если бы я послушался, пришлось бы всем нам пятиться шагов двести, выпуская этого фазана с его слугами — а за их спинами уже маячили знамёна Тёсю. Так что я предложил им самим проваливать.

— А когда они отказались, разрубил государев паланкин!

— Так ведь дайнагон в нем сидел. Стал бы я портить просто так государево имущество.

Кондо набрал воздуха в грудь, но не гаркнул, как можно было ожидать, а длинно выдохнул.

— Тоси, — тихо, устало сказал он. — Ты и вправду веришь, что он нечистая сила?

— Он мятежник, — Хидзиката повел плечами. — Детоубийца и подлец. Целых три причины, чтобы зарубить одного маленького вельможу. Если господин Мацудайра прикажет мне покончить с собой, я это сделаю… без особой радости, конечно, но и без сожаления. Хотя… нет, я буду горько сожалеть о том, что мне не подвернулся под меч заодно и Сандзё Санэтоми.

— Тоси… — Кондо, глядя в чашку, облизнул губы. — Ты его не зарубил. Он жив и требует извинений.

Окита остолбенел при этих словах. Хидзиката повернулся к нему.

— Содзи, я вынужден извиниться — перед тобой. В прошлый раз, когда ты рассказал, что зарубил его в роще, я подумал… нехорошо подумал. А теперь сам попал в такое дурацкое положение, — Хидзиката с облегчением переменил позу и скрестил ноги перед собой. Если дайнагон жив, то и формального повода для сэппуку нет, а неформальные поводы… гори они в этом самом пожаре.

— Господин замести… — на энгаву вскочил и тут же бухнулся на колени Ямадзаки. — То есть, господин командующий. Харада велел передать, что до храма огонь не дойдет и Мибу не тронет.

— С монахов причитается, — усмехнулся Кондо.

— Они обещали нам жилье. Вот и дадут, — пожал плечами Хидзиката.

— Когда? — изумился Кондо.

— Да этим утром.

— Ты что настоятелю пообещал?

— Что мы убережем храм от пожара. Он и согласился.

— Тоси, — проникновенно сказал Кондо. — Мы бы и так тушили огонь!

— Но настоятель-то этого не знает, — невозмутимо сообщил Хидзиката. — Зато разместимся попросторней, а то и сами как суси в коробке, и хозяев стесняем. И неважно все это уже, а вот дайнагон Аоки… Он что, оба раза подсунул вместо себя двойника?

— Тоси! — Кондо скомкал полы хаори в кулаках. — Какая теперь разница! Если этот треклятый дайнагон жив, то уж конечно, он — пособник Тёсю, и чтоб мне провалиться, если я из-за паланкина, хоть трижды императорского, и какого-то слуги-дайко[53] отдам твою золотую голову!

— Как ты сказал? — Хидзиката поднял глаза. — «Какого-то слуги-дайко»? С каких пор слуги для тебя — «какие-то»?

Кондо осекся, услышав голос друга и заместителя. Чуть больше года назад, когда был еще жив головорез и распутник Сэридзава, точно таким голосом Тоси о Сэридзаве и говорил…

— Коль скоро вы здесь, господин командующий, я больше не нужен, — сказал Хидзиката, сменив тон на официальный. — Сохраню я свою голову или нет, в любом случае ее стоит вымыть.

— И что прикажешь докладывать господину Мацудайра? — нахмурился Кондо. — Так, мол, и так, дайнагон Аоки есть нечистая сила?

— Господину Мацудайра не довольно того, что он сторонник Тёсю?

— На этом его не поймали, — строго сказал Кондо. — Можешь идти, Ямадзаки.

Тот исчез почти бесшумно, и Кондо вздохнул с облегчением. Окита был свой. При нем было можно.

— Ты что это, Тоси? Змея тебя укусила, что ли? Чего ты взъелся?

Хидзиката развернулся и вышел.

Дайнагон Аоки в это время дня отдыхал. До сада с прудом и беседкой на островке не доносились запахи и гомон разворошенного муравейника, в который превратилась столица. Вот только небо подернулось пепельной дымкой, и солнце плыло в ней тусклым красным фонарем.