Дело о тонущем утенке - [43]

– Продолжайте.

– Я буду с вами совершенно откровенной, мистер Мейсон. Мне кажется, я испытывала некоторую зависть к Сэйре Эйдамс… Она могла позволить себе не ухаживать за руками, не следить за прической. Когда мы вчетвером ходили в ночной клуб, она казалась там чем-то чужеродным. Жена и хозяйка, которая весь день хлопочет по дому и возится с ребенком, а в самую последнюю минуту напяливает выходное платье, пудрит нос, подкрашивает губы и едет немного развлечься. Понимаете, она как-то не вписывалась в обстановку ночного заведения, и даже нарядное платье выглядело на ней как-то нелепо. Не то что простое платье с фартуком! Тем не менее Хорас ее беззаветно любил. Это было видно по всему.

– Несмотря на его комплименты вам?

– Ну, это!.. – Она прищелкнула пальцами. – Он воспринимал меня совершенно так же, как всех других женщин. Мы все были для него своеобразной декорацией. Он любовался хорошенькой женщиной совершенно так же, как любуются красивой статуэткой или вазочкой. При этом его взгляд всегда возвращался к жене. Он смотрел на нее с таким выражением полного покоя и счастья, которого никогда не заметишь в глазах любовника.

– Ваш муж не смотрел на вас таким взглядом?

– Нет.

– Почему?

– Прежде всего потому, что я оставалась для него всего лишь любовницей, так и не став женой… Ну а потом, он-то сам был человеком совершенно иного склада… Он… Я себя не хочу обманывать, мистер Мейсон, мой муж бросил бы меня, если бы на его пути попалась женщина физически более привлекательная, чем я. Вот я и вменила себе в обязанность следить за тем, чтобы я всегда главенствовала среди соперниц и во всем их превосходила.

– Понятно.

– Я не уверена, что вы действительно меня понимаете. Только женщина способна разобраться в моих чувствах. Я всегда была настороже, жила в постоянном страхе, сознавая, что достаточно мне оступиться, сделать неверный шаг… и все пропало…

– И поэтому, когда вам сказали об отъезде мужа, вы…

– Я смертельно перепугалась, ну и когда по прошествии нескольких дней от него не поступило вестей, я окончательно потеряла голову. В Рино у меня был друг. Я телеграфировала ему и просила проверить все отели… и выяснить, в каком остановился Дэвид, и еще узнать… был ли он там один или…

– Зачем?

– Узнав, что Дэвид не был зарегистрирован ни в одном отеле, я направилась к Хорасу и, когда тот стал темнить и вилять, поняла: он врет, пытается что-то скрыть. Я стала нажимать, и вот тогда-то он сообщил мне о бегстве Дэвида с другой женщиной…

– С кем?

– Мне думается, что ее имя не имеет никакого значения в данном случае.

– Почему?

– Потому что, разумеется, Дэвид и не думал ни с кем убегать. Никакой женщины попросту не существовало. Все это Хорас выдумал, чтобы скрыть свое преступление.

– Где сейчас эта женщина?

– Великий боже, откуда мне знать! Я совершенно потеряла ее след. Не помню, чтобы я ею когда-либо всерьез интересовалась. Для меня она была всего лишь абстрактным существом. Я бы, конечно, узнала о ней подробнее, если бы Дэвид действительно бежал с ней. Но я не поверила Хорасу и обратилась в полицию. Полиции потребовалось совсем немного времени, чтобы установить истину, что на самом деле Дэвид убит. Не знаю, но мне кажется, что, если бы Хорас не старался выкрутиться, а сразу же рассказал всю правду, он избежал бы смертного приговора.

– В чем заключалась правда?

– Очевидно, у Хораса с Дэвидом из-за чего-то произошла крупная ссора. Хорас в приступе гнева чем-то стукнул мужа по голове и убил. В паническом страхе он попытался избавиться от трупа. Вместо того чтобы сразу вызвать полицию и во всем сознаться, он дождался ночи, пробил дыру в цементном полу, вырыл могилу, закопал Дэвида, снова зацементировал, навалил сверху кучу старого хлама, чтобы никто ничего не заметил, ну а мне наплел про деловую поездку в Рино.

– Сколько времени прошло, прежде чем вы заподозрили неладное?

– Очевидно, дня три или четыре, а через пять дней Хорас сообщил мне о побеге мужа с другой женщиной… Это было уже после того, как друг в Рино сообщил мне, что Дэвида там не было и нет.

Закрыв глаза, Мейсон откинулся на спинку своего вращающегося кресла, по всей вероятности пытаясь реконструировать какие-то события.

– Продолжайте, я вас слушаю, миссис Денджердфильд.

– Нет, наверное, ничего страшнее гибели любимого человека. Сначала я омертвела под действием шока, а потом… потом у меня появилась невероятная, все затемняющая ненависть к Хорасу Эйдамсу, его жене и, как теперь мне кажется, даже к их маленькому сыну. Во мне не было ни капли жалости или сострадания к членам его семьи. Когда жюри вынесло приговор: «Виновен в убийстве первой степени», за что Хораса должны были повесить, я была вне себя от радости. В тот день я впервые вышла из дому и в одиночестве отпраздновала это событие.

– Значит, вы ни капельки не сочувствовали миссис Эйдамс? – уточнил Мейсон, по-прежнему внимательно глядя ей в глаза.

– Вот именно: ни капельки! Говорю вам, я ее ненавидела. Впрочем, тогда я вообще никому не сочувствовала. Я могла бы собственными руками вздернуть Эйдамса и испытала бы при этом дикую радость. Я пыталась добиться права присутствовать при казни, только мне не разрешили.