Дело о старинном портрете - [72]

— И какое же? — не удержалась я.

— Это государственный секрет, Аполлинария Лазаревна, — слегка нахмурился министр.

— Простите, ваше высокопревосходительство, я не хотела.

— Ничего, ничего. Из прессы вы наверняка знаете о подготовке российско-французского договора. Государь император ежедневно получает мои депеши, в которых я отчитываюсь о своих действиях. Это огромная, многоуровневая работа, за которой пристально следят все государства, особенно Германия — противник этого союза. Мне даны особые полномочия, дабы довести до конца дело, ради которого я прибыл в Париж.

— А я вам мешаю своим расследованием, не так ли? — с вызовом спросила я.

— Отнюдь, — поморщился министр. — Вы даже не пешка, мадам, а так, легкая назойливая мушка, мотылек, что летит на огонь, невзирая на опасность. Уж простите мне это сравнение.

— Нет, нет, ничего…

— Есть другие силы, всячески препятствующие не только политическим интересам Российской империи, но и экономическим!

Гире отпил чаю и замолчал.

— А при чем тут водка? И виконт де Кювервиль? — напомнила я.

Один из пунктов договора предусматривает экспорт русской водки. Новой водки, по рецепту профессора Менделеева. Вот поэтому виконт и едет в Россию как личный представитель французского правительства и президента Рибо. Он будет осматривать ледниковые линзы Ладожского и Онежского озер и проверять качество воды, дабы лично удостовериться в том, что Россия поставит во Францию самую лучшую водку на основе кристально чистой воды — именно так записано в договоре. И это настораживает промышленников-виноделов из Бордо и Бургундии. Особенно из провинции Коньяк.

— Надо же! — удивилась я. — Я и не знала, что виконт наделен такими полномочиями.

— Именно! А теперь скажите мне, дорогая госпожа Авилова, способен ли человек, облеченный столь высоким доверием, бегать по Монмартру, чтобы убить художника, да еще русского?

— Думаю, что нет, Николай Карлович.

— То-то! — Он поднял указательный палец. — А вы, голубушка, цирк шапито устроили, с картинками разными ко мне на аудиенцию прорвались. Спутника своего подставили, господина Аршинова. Эх, не порол вас батюшка в детстве, баловал. А надо бы…

— Простите меня, ваше высокопревосходительство, — взмолилась я. — Я напрасно подозревала виконта де Кювервиля. А Николаю Ивановичу я помогу. Из наследства корабль снаряжу, я уже пообещала.

— Ох, бедовая голова, — погрозил мне пальцем Гире. — Из наследства… Кто ж так распорядился — молодой ветреной женщине наследство отписывать?

— Тетушка, Мария Игнатьевна, — пролепетала я.

— Видать, такая же ветреная женщина была, прости Господи. Вот что, голубушка, пусть Арши-нов завтра явится в отель и запишется ко мне на аудиенцию. И чтоб без вас и ваших штук, мадам! Вы меня поняли?

— Да, ваше высокопревосходительство, я вам крайне признательна.

— Прошу простить. — Он тяжело поднялся с дивана. — Время позднее, а мне еще бумаги просмотреть нужно. Спокойной ночи, Аполлинария Лазаревна, ступайте, вас проводят до дому.

И он медленно, по-стариковски ссутулившись, вышел из гостиной.

Путь в отель «Сабин» занял около полутора часов. Я уже не следила за дорогой — незачем. Устроившись в уголке кареты, я закрыла глаза и задремала. Так и проспала всю дорогу до дома. Помощник министра помог мне, сонной, выйти из кареты и, откланявшись, уехал восвояси.

***

— Боже мой! — всплеснула руками мадам де Жаликур. Рядом с ней стоял князь в протертом халате и укоризненно глядел на меня. — Где вы пропадали, Полин? Мы не спим, беспокоимся, а вас все нет и нет. Решили утром в полицию обратиться. Разве так можно?!

Она обернулась к Засекину-Батайскому, ища у него поддержки. Тот нахмурил брови, но ничего не сказал.

— Я была в кабаре, — ответила я, чуть пошатнувшись, и громко икнула. — Французы — очень приятные мужчины. Такие душки! Мне понравился один Жан… Нет, Поль… А, вспомнила, Жан-Поль! Завтра у нас с ним свидание. Какой мужчина! Нос! Прононс! В России таких кавалеров не бывает…

— Хорошо, хорошо, но это будет завтра. А сейчас поднимайтесь наверх и ложитесь в постель, уже третий час ночи, все добропорядочные парижане спят и третий сон видят.

— Парижане… — хихикнула я, взбираясь по лестнице. — Ну и пусть смотрят свои сны! А я буду танцевать! Жалко спать в таком чудесном городе.

Шатаясь, я поднялась по лестнице и, только закрыв дверь, сбросила с себя, как ненужную тряпку, пьяную улыбку. Помню только, что, уже сонная, я выставила свои ботинки за дверь и упала на кровать, забыв даже задернуть занавеси алькова.

Во сне я видела свой женский институт, а вместо нашей начальницы фон Лутц передо мной стояла мадам де Жаликур и отчитывала меня за пятно на фартуке.

Утром, когда я спустилась к завтраку, меня встретили настороженно. При моем появлении разговоры прекратились. Постояльцы и хозяйка глядели на меня во все глаза.

— Доброе утро, господа, — весело сказала я и разложила салфетку на коленях. — Прекрасная погода сегодня. Позавтракаю и пойду гулять в Люксембургский сад.

Мадам Ларок поздоровалась и с любопытством посмотрела на меня, а Засекин-Батайский привстал и поклонился.

Хозяйка поставила передо мной тарелочку с круассанами.