Дело о пропавшем талисмане - [17]

Она подбежала к краю сцены и стала вглядываться в темный зал, будто там могла найти ответ. Над покойником хлопотали Перлова и жена Воронова. Дама в чепце усадила перепуганную Ольгу в одно из кресел и водила у нее под носом флаконом с нюхательной солью.

— Не похоже, что эта рана от пули, — спокойно сказала певица, поднимаясь с колен. — Видела я в своей жизни раны. Покойник себе лоб проломил при падении. А пуля должна была другой след оставить.

— Так и я говорю! — вскричал Карпухин, которого обнадежило это известие. — Не мог я выстрелить настоящей пулей. Шума такого не было.

Наступила тишина. Тени от огней стали резче, на стенах маячили колеблющиеся профили. Во всей обстановке этого полупустого необжитого зала чувствовалось нечто инфернальное, словно ангел смерти посетил наше пестрое общество.

Я зябко передернула плечами, и тут мне в голову пришла мысль.

— Давайте сверим, какой был шум — от холостого или боевого выстрела, — сказала я. — Ведь г-н Мамонов еще не стрелял из своего пистолета. Возьмем подушку и прострелим ее. А потом сверим звуки. Кто решится?

— Заберите его, — оттолкнул он измазанный кровью пистолет в мою сторону. — Пусть кто угодно стреляет, я этим заниматься не намерен. С меня хватит.

Стоящие на сцене расступились и посмотрели друг на друга, ожидая, кто же возьмет на себя смелость произвести предложенный опыт.

Воронов подобрал пистолет, обтер его платком, отчего платок немедленно покрылся красно-бурыми пятнами, и произнес:

— Отойдите-ка, господа хорошие, я в этот дубовый стол нацелюсь. А вы, маэстро, сыграйте нам то же самое, что и давеча играли. Пусть все будет, как и было.

Пурикордов дрожащими руками взялся за скрипку и заиграл роковую мелодию. В тот момент, когда скрипка вновь зазвенела на протяжной ноте, Воронов выстрелил, и над пистолетом поднялся легкий дымок.

— Кажется, то же самое… — неуверенно сказала Марина. — Звук такой же.

— Нет, в прошлый раз сильнее было, — возразила Перлова. — И дым гуще был.

— Пули не было, — Воронов открыл и этот пистолет, заглянул внутрь и для чего-то его понюхал. — Пистолеты одинаковые, незаряженные, совершенно исправные. В Иловайского не стреляли. Вернее так: Сергей Васильевич умер не от пули, выпущенной из пистолета г-на Карпухина, ибо пули не было. Холостой выстрел.

— Слава тебе, Господи! — горячо произнес молодой человек, повернулся, пытаясь найти икону, и, не найдя, истово перекрестился, глядя на ближайший подсвечник.

— Тогда кто его убил? — спросила Марина растерянно, переводя взгляд с одного на другого участника трагедии. — Кто может ответить? Почему Сергей мертв? Он никому не причинил зла, святой человек, за что его убивать?

— Можно спросить самого Иловайского, — сказал, подойдя к сцене, Гиперборейский.

— Как это? — не поняла Марина и отшатнулась от него. — Вы в своем уме?

Небрежным жестом закинув на плечо край шелкового плаща, медиум вышел на сцену, где разворачивались события сродни античной трагедии, и ответил, выдержав длительную паузу:

— Нужно немедленно устроить спиритический сеанс. Душа покойного еще среди нас, и будет легко дознаться до истины.

— Ну, знаете! — побагровела от возмущения Елена Глебовна. — Я — православная и в ваши фармазонские дела не желаю быть замешанной! Сие богохульство и скверна!

При этих словах Карпухин почему-то скривился, словно хлебнул ложку уксуса.

— Да будет вам, матушка. Нельзя ж быть такой ханжой! Для установления истины все способы хороши.

— Тимофей! Тимофей! — закричала Марина.

К сцене приблизился старый лакей, прислуживавший нам за столом, и поклонился. По его лицу невозможно было узнать, взволнован он смертью хозяина или нет.

— Тимофей, помоги господам перенести барина в гостевую комнату, а с утра пошли Акима за урядником. И пришли Анфису, чтобы прибрала тут.

Тимофей поклонился, поднялся на сцену, поставил на место тяжелый дубовый стол и водрузил на него коробку, в которую уложил дуэльные пистолеты. После этого степенно подошел к мертвому телу Иловайского и, перекрестившись, стал его поднимать. Карпухин, Мамонов и Пурикордов бросились помогать. Пьяный Гиперборейский не тронулся с места.

Скорбная процессия из четырех мужчин, несущих тело несчастного хозяина дома, вышла из зала, за ними потянулись дамы, а я почему-то осталась сидеть в кресле, которое до меня занимала Ольга, сжимающая в руке нюхательную соль. Мне очень хотелось остаться одной, а видеть гостей, испуганных и возбужденных, и разговаривать с ними, возвращаясь в свою комнату в конце длинного коридора, было выше моих сил.

На опустевшую сцену поднялась пожилая женщина в крестьянском платье. На юбке у ней была надета клетчатая плисовая понева. Она опустила на пол ведро с водой и перекрестилась. Потом, намочив тряпку, наклонилась и стала замывать кровяное пятно. Я сидела не шевелясь, наблюдая за ней. Голова была пуста, идти никуда не хотелось, и я замерла, откинувшись на спинку кресла.

Женщина, продолжая елозить тряпкой по полу, увидела меня, вскрикнула, и снова перекрестилась.

— Не пугайтесь меня, Анфиса, я просто осталась, когда все ушли, и теперь просто сижу размышляю. Когда закончите работу, проводите меня в мою комнату? Боюсь, я сама не найду дороги.