Дело о похищении Бетти Кейн - [10]

Роберт подумал, что это в какой-то мере объясняет характер миссис Шарп.

— У меня не было никакой профессии, пришлось хвататься за все, что подворачивалось. Только разве в экономках никогда не бывала — терпеть не могу домоводство, а так служила в магазинах, торгующих абажурами, цветами, разной мелочью. Когда старый мистер Кроуль умер, я работала в кафе. Знаете, есть такие кафе, где по утрам собираются дамы и сплетничают. Да, это нелегко.

— Что нелегко?

— Представить меня среди чайных чашек.

Роберт, не привыкший к тому, чтобы читали его мысли — тетушка Лин не была способна следовать за ходом мысли собеседника, даже если ей все внятно объясняли, — был и растерян, и сконфужен. Но Марион, забыв о своем собеседнике, продолжала:

— И вот, когда мы только-только стали привыкать к мысли, что у нас есть дом, что мы не беззащитны, так надо же было такому случиться!..

Впервые после телефонного звонка, когда Марион попросила о поддержке, Роберт ощутил желание ей помочь…

— И все потому, что какой-то девчонке понадобилось алиби, — сказал он. — Надо бы разузнать, что это за особа Бетти Кейн.

— Я могу вам кое-что о ней сообщить. Она сверх меры сексуальна.

— Это что же, женское чутье?

— Нет. Сама-то я не слишком женственна, и чутья на это у меня нет. Но такой цвет глаз, причем неважно — у мужчины или у женщины, явно свидетельствует о чрезмерной сексуальности. Темный, непрозрачный голубой цвет или, если угодно, поблекший синий — можете мне поверить на слово!

Роберт усмехнулся. Что бы она там ни говорила, сама она как раз женственна, даже очень!

— И не вздумайте смотреть на меня свысока лишь потому, что в словах моих нет вашей юридической логики, — добавила она. — Переберите-ка своих знакомых, и вы убедитесь, что я права.

И Роберт тут же вспомнил Джеральда Бланта, героя нашумевшего милфордского скандала. Конечно же, у Джеральда именно такой цвет глаз. И такой же цвет глаз у Артура Валлиса, который… Да ну ее, эту Марион Шарп. Не имеет она права делать глупые обобщения и при этом попадать в точку!

— Интересно бы узнать, что она делала в течение этого месяца, — сказала Марион. — Между прочим, я ужасно рада, что ее как следует избили. Есть по крайней мере кто-то, кто правильно оценил эту девочку. Надеюсь, рано или поздно с ним познакомиться и пожать ему руку.

— С «ним»?

— Думаю, это был «он».

— Ну-с, — сказал Роберт, вставая, — я сильно сомневаюсь в том, что Гранту захочется доводить дело до суда. Показания девочки против ваших показаний, и никаких иных доказательств ни с той, ни с другой стороны нет. Против вас будет ее заявление, весьма обстоятельное и подробное. Против нее будет явная неправдоподобность всей этой истории. Вряд ли Гранту удастся добиться судебного разбирательства.

— Но ведь, дойдет ли дело до суда или застрянет в папках Скотленд-Ярда, разница невелика. Рано или поздно об этом начнут говорить, пойдут сплетни. Пока всё это не прояснится, успокаиваться нельзя.

— Значит, непременно прояснится, если уж я за это взялся. Но, полагаю, нам следует денек-другой подождать, посмотреть, что собирается предпринять Скотленд-Ярд. У них куда больше возможностей добраться до истины, чем у нас с вами.

— Такие слова в устах адвоката — ценная похвала честности полиции.

— Поверьте мне, истина, как таковая, может быть добродетелью, но Скотленд-Ярд давно убедился в том, что истина необходима для дела. Им просто невыгодно, поймите, заменять ее чем-нибудь другим.

— Ну, а если дело дойдет до суда, — спросила она, провожая его к двери, — если приговор будет вынесен, чем это нам грозит?

— Не могу сказать точно: то ли два года тюрьмы, то ли семь лет принудительных работ. Я вам уже говорил, что основательно подзабыл уголовный кодекс. Но я непременно справлюсь.

— Да, прошу вас. Это, знаете ли, довольно существенно.

Ее иронический тон пришелся ему по душе. Особенно, если учесть, что впереди ее могло ожидать уголовное обвинение.

— До свидания. Спасибо, что приехали. Вы меня здорово поддержали!

А Роберт, направляясь к воротам, вспомнил, что чуть было не вручил ее судьбу в руки Бена Карлея, и почувствовал, что краснеет.

Глава четвертая

— Много работы было у тебя сегодня, мой милый? — спросила тетя Лин, расправив салфетку и положив ее на свои пухлые колени.

В этой фразе был известный смысл, и все ж по существу она ничего не значила. Фраза эта была таким же ритуалом перед ужином, как разглаживание салфетки на коленях, как шарканье правой ступни, которой пододвигалась скамеечка, — на нее тетя Лин ставила свои короткие ножки. Она и не ждала ответа или, вернее, спрашивала, не думая, о чем спрашивает, и в ответ не вслушивалась.

Роберт поглядел на тетушку и понял, что нынче его расположение к ней как-то глубже, содержательнее, чем обычно. После визита в дом Фрэнчайз присутствие безмятежной тети Лин действовало успокоительно, и Роберт как бы новыми глазами глядел сейчас на эту толстенькую старушку с короткой шеей, круглым розовым личиком и седыми волосами, небрежно заколотыми слишком крупными шпильками. Жизнь Линды Беннет была заполнена кулинарными рецептами, кинозвездами, благотворительными базарами, и, по ее мнению, эта жизнь была прекрасна. Недаром тетушка излучала благополучие и довольство. Она читала «Страницу женщины» (как превратить в бутоньерку старую перчатку) и не читала ничего другого. Случалось, убирая газету, брошенную Робертом, тетя Лин задерживалась взглядом на заголовке: «там-то нашли источник нефти» и комментировала: «…говорила я тебе, милый, что парафин подорожал на пенни?» Но вряд ли тетя Лин верила в существование того мира, о котором писали газеты. Ее мир начинался с Роберта Блэра и оканчивался в радиусе десяти миль от него.