Дело о красной чуме - [11]

Говорили, что у некоторых корсиканцев появлялись… признаки. Эмма не знала, стоит ли предлагать убить их, но идея казалась не самой плохой.

У Виктрис были определенные качества, которые могли угаснуть со временем, когда она научится править империей.

Ослабшая Франция была помощью Британии, но не совсем ослабевшая. Франция была полезной как щит от Германии и Австро-Ангарии. Сосуд Галиции сочувствовал — или был обязан — Британии, на него были свои планы.

Эмма сложила ладони. Длинные блестящие серьги Виктрис дрожали, как и их хозяйка, и волшебница отвела взгляд на шторы, считала золотые нити, что образовывали силуэты яблок. Окон не было, шторы смягчали каменные стены. Это была иллюзия абсолютной власти. Запертый в каменном кубе правящий дух империи был не больше, чем дочерью, дрожащей от беспомощности и отчаяния.

Даже самый подлые слуги Британии могли делать то, чего не мог монарх.

«Опасная мысль. Не надо об этом. Тут безопасно?» — в глубинах Букингемского дворца они почти не ощущали физическую угрозу.

Другое дело — секретность. Особенно с недружелюбными ушами в комнате.

О, принц-супруг не был недружелюбен к Виктрис. Нет. Его лимонно-желтая враждебность, заметная Взору, была направлена в другую сторону.

— Хорошо прошло, — тихо сказала Виктрис. Корона все еще мерцала на ее темных волосах. Она была бледной, глаза были человеческими и темными. — Неплохо.

Эмма кивнула.

— Да, мэм, — ее тон тоже был тихим, она старалась успокоить им. Она продолжала разглядывать шторы, газовые лампы тихо шипели, их огонь был приятнее для глаз, чем резкий солнечный свет.

— Мы думаем… — но королева не продолжила. Альберик принес ей стаканчик — витэ, поняла Эмма, уловив запах лаванды, от которого ее желудок потревожился. Она не понимала, как все это пьют. Но это был дамский напиток, как ратафия во времена Безумного Георга и его сына-регента.

Британия ощущала это безумия ее сосуда? Это передавалось правящему духу? Те, кем она правила, так и не узнали, почему Британия до конца не покидала Георга. Разве они могли спросить у духа Островов?

Кто мог? Эмме все еще было любопытно.

Принц-супруг опустился в кресло рядом с королевой, обхватил ладонями ее маленькую ладошку в перчатке и с кольцами. Он мрачно и недовольно посмотрел на Эмму, та сделала вид, что не заметила.

— Эмма, — словно королеве нужно было напоминать, кто сидит в одном из кресел.

Она должна была теперь посмотреть на Виктрис. И Эмма сделала это, желая, чтобы Микал был с ней, а не снаружи. Было бы… удобнее с ним рядом. Даже слишком, и это было слабостью. Она отогнала мысль и призвала все внимание.

— Да, Ваше величество. Я слушаю.

— Конечно, — пробубнил супруг, словно думал, что Эмма не услышит.

— Альберик, — тон Виктрис был с мягким предупреждением. — Леди Селвит способная и много раз заслужила наше доверие.

— Селвит. Имя червя, — принц-супруг похлопал ее ладонь. — Ты сама так сказала.

Щеки Эммы порозовели от злости. Она подавляла это, не давала плоти отвлечь ее. Что знал этот принц о битве в Динас Эмрис, о ноже в спине главного волшебника, подобного ей, и опасности, что она отогнала? Если бы она не справилась…

…но она справилась, а он не первым ворчал. Селвит. Клыкастая награда Британии за участие в деле, и ключ к тому, что пробуждение Бесцветного змея в надежных руках.

Надежных руках, что проживут долго. Эмма держала руки на коленях. Если она признает замечание, то переступит рамки дозволенного, но это останавливало ее не так сильно, как должно было. А вот реакция Виктрис ее остановила. И то, что он пытался оградить ее от двора и политики. И хотя Британия была правящим духом, оставались другие факторы, где требовалась власть и осторожность, чтобы не заставлять дух действовать постоянно.

Нет, претендент на трон, саксонец, не заслуживал гнева Эммы.

«Но это будет в списке оскорблений, что я запомню. Странно, список только растет».

— Альберик, — предупреждение было уже не мягким. — Не надо.

— Волшебница, — принц-супруг покачал головой. Но он притих, и Виктрис не стала его трогать.

Его беспокоили не эфирные искусства. Ведьмы и волшебники, всякие манты были и на его родине. Пол Эммы не давал покоя принцу-супругу, и он постоянно подозревал и подначивал ее. Она уже привыкла к такому обращению.

— Эмма, — Виктрис вздохнула, Британия снова проступила в ней. Волшебница замерла, но дух отступил быстро, волна отпрянула в океан. — Нашего не хватает.

Она поняла эти слова.

— Волшебника или…?

— Физикер. Просто гений, полагаем. Мистер Джон Моррис. Ты знаешь некого мистера Рудьярда?

Эмма кивнула. Ее кудри качнулись, кольца на левой ладони блеснули.

«Старый добрый Ким. Мило».

— Он снова в гостях, — мастера-волшебники и адепты жили долго, но не так долго, как главные, конечно. Рудьярд относился к смерти с презрением и яростью, он был верен королеве и империи.

Они оба были детьми трущоб, и если Рудьярд презирал Эмму за ее большой талант у женщины, она легко могла презирать его за наглость, ведь знала ее источник.

Вот только эта наглость была схожа с ней и Левеллином Гвинфудом. И Рудьярд был связан с Ллевом в своем смысле.

Он узнал о загадочном исчезновении лорда Селвита? Вполне возможно. И он мог подозревать, что Эмма была с этим связана.