Дело о «Красном доме» - [8]

Такого пронзительного визга улица давно не слышала. Сработало!

Катя рванулась домой, потом выскочила из дома, забежала на детскую площадку и прямо оттуда начала набирать номер по «трубе».

Мы с Олегом, затаив дыхание, слушали ее вопли из сканера, подключенного к диктофону.

— Але, але, Витя? Это Витя? Я сейчас видела бабку… ну, Ползункову!

— Ты что, охрен ела?

— Она ходит по улице, из подъезда вышла, может, это она живая, а мы с тобой, ну, ошиблись… ну, тогда…

— Чего ошиблись?

— Ну, у красного дома, у колонии… ошиблись. Вить?

— Дура, не базарь! — заорал дядя и бросил трубку.

Олег скептически посмотрел на меня:

— Красный дом и колония. Какая? Металлострой? Колпинская? Саблинская? Пойди ищи!!!

— Дай подумать.

Я как зверь забегала по комнате. Закурила и бросила. Что-то знакомое… что-то слышала… Ага!

На Ропшинском шоссе есть развалина лютеранской кирхи, ее зовут местные Красный дом. Рядом бывшая немецкая колония, это поселок Средняя колония. Сзади — кладбище. Все! Совпадает!

Ни Обнорскому, ни Спозараннику не стала звонить — не было времени. Да и зачем — все равно посчитают за сумасшедшую. Ведь я еще утром забрала ключи от редакционной тачки, и сейчас меня наверняка коллеги вспоминают «добрым словом». Но медлить нельзя ни секунды. Срочно вместе с Олегом рванули в Ломоносовский район.

— Ну, журналистка, гляди! — напутствовал Олег.

В сумерках проехали Петергофское шоссе, свернули на Волхонку. Здесь Олег попросил притормозить и, выскочив из машины, рванул через дорогу. Я чуть не подпрыгнула:

— Времени нет, ты куда?!

Но фигура уже скрылась в кустах. Через пару минут я увидела двух человек: Олег усиленно жестикулировал, рассказывая на ходу что-то своему спутнику в милицейской форме.

— Познакомьтесь. Иван Колобцов, местный участковый. Нонна. Трогаем!

Машина рванула и с визгом завернула на Ропшинское шоссе.

— А вот скорость лучше сбавить, — попросил участковый. — Не надо, чтоб нас слышали издалека.

Извилистая дорога огибает развалины, на повороте фанерная табличка с жирными буквами, выведенными синей масляной краской: «Склад». Но стрелка указывает вправо, а влево — кладбище.

Я выпрыгнула из кабины первая.

— Дверями не хлопать, — тихо предупредил Иван.

У речки, на обочине дороги стояли «Жигули».

— Если Виктор здесь, надо быть осторожнее, — сказал Олег. Но Виктора не было. У самой ограды кладбища, за поворотом, мы увидели девушку. К ней тянулась рваная тень от кирхи, увидеть, что она делает, с расстояния в пятьдесят метров было трудно.

— Ну, с Богом! Чего ждем? — прошептал Иван и ровным шагом направился к фигуре.

Катя оглянулась не сразу. Когда увидела милицейскую форму, рванулась, но, пробежав несколько шагов, рухнула на землю.

— Ее там нет, нет!!! — и она забилась в истерике.

Олег поднял саперную лопатку и осторожно начал копать.

— Полиэтилен. Они завернули труп в полиэтилен, — Олег встал и не спеша отряхнул колени.

«…Войдя в доверие к своим жертвам, Виктор и Екатерина Полушкины заставляли одиноких женщин переписывать квартиры на себя. Сильную дозу лекарства, стимулирующего работу сердечной мышцы, дипломированный врач Виктор Полушкин вводил своим „подопечным" во время сна. Благодаря хорошим отношениям с рабочими и санитарами больницы подельникам удавалось без особых хлопот сжигать трупы в крематории. Смерть пожилых женщин не казалась слишком неожиданной и родственникам, если таковые находились. Сбой произошел только на убийстве Веры Игнатьевны Ползунковой. Виктор Полушкин поссорился с начальством на работе, использовать „законный" морговский путь погребения на этот раз не удалось…

Дело об изнасиловании было закрыто. Свидетели отказались от своих прежних показаний. На пистолете не нашли отпечатков пальцев Олега Алапаева. Его невиновность была полностью доказана…»

(Газета «Городские новости», 23 июня 1999 г .)