Дело о 140 миллиардах, или 7060 дней из жизни следователя - [3]

Перед выездом в аэропорт все собрались в офисе Гиббинса в гостинице «Волга», заказали такси и, пожелав Полу и его подруге счастливого пути, «замерли» в ожидании удачного завершения первого этапа операции.

Неприятности начались с прохождения таможенного контроля, когда Пирсона попросили вскрыть пакет, опечатанный Гиббинсом. Рядом с таможенниками стояли молодые люди, внешний вид которых не оставлял сомнений в принадлежности к известному ведомству. Остальные вещи Пирсона интереса не вызвали, составление протокола носило формальный характер, и бывший военный моряк, чей послужной список давал основания заподозрить его в активной работе на спецслужбы Великобритании, наверняка понял, что все их действия по проработке и заключению сделки с самого начала находились под контролем спецслужб СССР.

Звонок Пола в офис поверг компаньонов в состояние шока. Хотелось надеяться на лучшее, и потому партнеры Гиббинса по сделке – генеральный директор фирмы ЭХО Андрей Свиридов со товарищи – помчались в аэропорт, где их худшие опасения подтвердились. В тот же день изъятые у Пирсона материалы легли на стол председателя КГБ СССР Крючкова. Вечером в программе «Время» было передано сообщение Центра общественных связей КГБ о задержании Пирсона.

С лета 1990 года с бригадой следователей я находился в Оше, расследуя уголовное дело о массовой резне, произошедшей вследствие очередного межнационального конфликта. Погибли свыше пятисот человек, среди которых много женщин и детей.

Ошская трагедия

Июнь 1990 года. В Ереван, где я находился в командировке, расследуя дело о некачественном строительстве, повлекшем тяжкие последствия при спитакском землетрясении, позвонил заместитель генерального прокурора СССР Владимир Иванович Кравцев:

– Немедленно вылетайте в Ош! Что там произошло, вы знаете из сообщений печати!

Знал я, откровенно говоря, мало, ибо кормили нас информацией дозированно. В Оше произошли массовые беспорядки и имелись человеческие жертвы. О количестве погибших не сообщалось.

В ошском аэропорту меня встретил начальник отдела оперативного реагирования Александр Фролов[2]. По занимаемой в то время должности я был его первым заместителем.

Штаб срочно создаваемой следственно-оперативной группы дислоцировался в здании прокуратуры области. В Ош во всеоружии, а проще – с лучшей криминалистической техникой, которой располагала в то время Прокуратура СССР, прибыл в полном составе отдел по внедрению в практику научно-технических средств во главе с его начальником Николаем Емельяновым[3].

Ежедневно прибывали следователи прокуратуры, МВД и КГБ.

Втроем мы и занялись организацией расследования дела, возбуждаемого по имевшему место факту массовых беспорядков, естественно сосредоточив усилия на раскрытии убийств.

По каналу Шахрихансай, к которому меня привезли в тот же день, плыли трупы. На левом берегу шумел восточный киргизский базар. На правом – узбекский. Ширина канала составляла не более десяти метров. Счет трупам шел на сотни.

7 июня на улицах районного центра Кара-Су группами собирались люди узбекской национальности, составлявшие основную часть населения города. Все обсуждали расстрел милицией соплеменников на поле колхоза имени Ленина и начавшуюся резню в других районах области. Страсти накалялись и достигли высшей точки, когда днем на центральную площадь привезли трупы двух зверски убитых пасечников. Толпа жаждала мести! Толпа жаждала смерти в лице коренных жителей региона – киргизов.

Братья Темировы и их друзья Адахамов, Юсупов и Эгамбердиев были активными участниками обсуждения происходившего. Разгоравшуюся злость подкрепляли изрядным употреблением спиртного. Куролесили весь день и ночь. Под утро пришли к выводу, что от слов нужно переходить к делу – найти и убить кого-нибудь из киргизов. Вспомнили, что недалеко от центра живет народный судья Кара-Суйского района Абдинасирова. Ее и предложили в качестве объекта будущей расправы. При обсуждении плана нападения уточнили, что в квартире судьи проживают одни женщины – ее родственницы и, значит, никто серьезного сопротивления оказать не сможет. Вооружились металлическими прутьями, ножами, топором и около пяти часов утра поднялись на четвертый этаж хрущевки.

Абдинасирова и две ее племянницы, младшей из которых было всего двенадцать лет, сразу поняли, что их ожидает. Телефон работал, но дозвониться в милицию было сложно, хотя несколько раз это удалось сделать. На просьбы о помощи им отвечали неопределенно.

Между тем входная дверь трещала под ударами топора и наконец рухнула. Пытаясь прикрыть племянниц, Абдинасирова выбежала в коридор и попыталась заговорить с убийцами. Вырвавшийся от страха душераздирающий крик прервал удар топором по голове. После второго удара ножом в спину судья упала и все пятеро стали избивать ее ногами.

В дальней, закрытой на ключ комнате 20-летняя племянница Гульнара кричала в телефонную трубку: «Умоляю вас, приезжайте скорее – уже тетю убивают! Прошу вас, помогите нам!» Ее слушали не слыша, ибо стражей порядка охватил страх. Обстановкой в городе они не владели и, как осажденные в крепости – здании горотдела милиции, думали только о себе и ждали наступления утра.