Дело не в размере - [36]

– О, – только и произнесла я.

Ну и ладно. Это, конечно, не объяснение в любви, но доказывает, что ему не наплевать на меня.

12

«Ложь» – это «кстати»,

«Любовь» – «эгоизм».

Вам непонятен

Мой альтруизм?

«Песнь отрицания». Автор Хизер Уэллс

– Значит, мы должны идти на сегодняшнюю игру?

– Распоряжение начальства. – Том кинул приказ мне на стол.

Или себе на стол, как он, вероятно, привык уже думать с тех пор, как появилась Джиллиан Килгор.

– Присутствие обязательно. Для поднятия духа «Анютиных глазок».

– Меня совершенно не интересуют «Анютины глазки».

– Лучше бы интересовали, – сказал Том. – Потому что перед игрой мы ужинаем в столовой с президентом Эллинг тоном и тренером Эндрюсом.

Я сникла.

– Президент считает, – ласково продолжал Том, как я подозреваю, специально для доктора Килгор, сидящей за решеткой, – что таким образом мы докажем – столовая совершенно безопасна для потребления пищи и, соответственно, Для жизни вообще. Он очень расстроен из-за того, что все называют это место «Общагой смерти».

Я посмотрела на него с недоумением.

– Я тоже расстроена из-за всего, что случилось. Но не понимаю, чем нам может помочь совместное поедание бефстроганов и поход на баскетбольный матч?

– Я тоже, – сказал Том, снизив голос практически до шепота. – Поэтому взял немного мятного ликера во фляжке. Если хочешь, могу поделиться.

Каким бы великодушным ни было его предложение, оно все равно не сделало этот вечер хоть немного приятней. У меня на сегодня были грандиозные планы: я собиралась пойти домой и приготовить Куперу его любимые блюда – маринованный стейк из лавки Джефферсона, салат и обжаренный молодой картофель. Я надеялась ублажить его настолько, что бы набраться смелости и спросить, как он относится к тому, что мой папа немного поживет у нас.

А еще его нужно задобрить потому, что его буквально взбесила вся эта история с Дугласом Винером. Сначала он, конечно, расстраивался, что обошелся так жестко с бедным ребенком (или, точнее, тем, что я была этому свидетелем), но на полпути домой, когда мы ехали от детектива Канавана, он вовсю начал терзать свои голосовые связки по поводу моего участия в расследовании смерти Линдси. По-моему, в машине прозвучало даже что-то вроде «чертовой дуры».

Это немного не стыковалось с моими планами народить Куперу детей, и еще меньше – с планами спросить его на счет переезда к нам моего папы.

Печально, но детектива Канавана нисколько не заинтересовала информация, которую я могла сообщить ему о бурной, но сложной интимной жизни Линдси. Или он решил этого не показывать. Когда я рассказывала, он сидел со скучающим выражением лица, и потом сказал лишь одно:

– Миссис Уэллс, оставьте сына Винера в покое. Разве вы не понимаете, что его папаша может с вами сделать?

– Порубить на маленькие кусочки и закатать в бетон фундамента одного из зданий, которые строит? – спросила я.

Детектив Канаван закатил глаза.

– Нет, он всего лишь будет преследовать вас за попытку оказать давление на его сына. У него больше адвокатов, чем у самого Трампа.

– О, – расстроилась я.

– Кто-нибудь видел молодого Винера в ночь убийства? – спросил детектив, хотя прекрасно знал ответ.

Он хотел, что бы я сама ответила.

– Хоть кто-то его видел?

– Нет, – вынуждена была ответить я. – Но я уже говорила Куперу, есть миллион способов проникнуть в здание, было бы желание.

– Вы считаете, что тот, кто убил девушку, действовал один? – поинтересовался детектив. – Или убийца с компанией сообщников прошли мимо охранника, которому платят зарплату именно за то, чтобы он не пропускал посторонних?

– Может, его сообщники живут в резиденции, – уточнила я. – Именно поэтому у них оказался ключ…

Детектив одарил меня кислым взглядом. Потом сообщил, что он и его помощники уже знают, что у Дага Винера были отношения с жертвой, и мне, как он изящно выразился, вообще не следует совать нос не в свое дело. Именно это пожелание по дороге домой и повторял на все лады кипевший от возмущения Купер.

Я пыталась рассказать ему о Магде и ее просьбе не компрометировать Линдси во время следствия, но в ответ услышала лишь то, что чересчур любвеобильные красивые девушки, какой, вероятно, и была Линдси, часто плохо кончают.

И это только доказало, что Магда была абсолютно права.

Купер, в свою очередь, был убежден: если туфелька пришлась по ноге, Линдси придется носить ее. На что я ответила:

– Разумеется. Если кто-то найдет ее ногу.

– Не знаю, – ответила я. – Кажется, он – козырной парень в нашем кампусе. Он живет в доме, которое занимает одно из братств.

– А… – со знанием дела протянул Реджи, – тусовщик.

– Они так это теперь называют?

– Это я так их называю, – сказал Реджи, оживляясь. – Но все равно, я о нем не слышал. Что у меня может быть с ним общего? Мы вращаемся в разных слоях общества.

– Возможно, не в таких уж и разных, как тебе кажется, – возразила я, вспоминая марихуановую дымку над бильярдным столом в «Тау-Фи-Эпсилон». – Может, поспрашиваешь о нем у людей?

– Для тебя, Хизер? – Реджи сдержанно поклонился. – Считаешь, что этот парень как-то связан с девушкой, которая потеряла голову?

– Возможно, – сказала я осторожно, памятуя о том, как детектив Канаван предупреждал меня о мстительности отца Дага.