Дело не в генах: Почему (на самом деле) мы похожи на родителей - [7]

К сожалению, невнятные установки на ученье, полученные мною от родителей, вывели меня на ухабистый путь. Во время длинной череды академических неудач отец всячески поддерживал и утешал меня, несмотря на все признаки моей тупости.

С самого начала учеба не задалась. Я до сих пор вижу себя четырехлетним в углу детской площадки во время перемены в свой первый день в школе. Тогда я напал на двух мальчиков старше себя, и они в ответ схватили меня за волосы и оттаскали. Родители разрешили мне еще год посидеть дома.

До восьми лет я посещал школы, где на меня сильно не давили, но затем я был отправлен в школу с крайне строгими правилами. Шел 1961 год, и директор регулярно бил меня битой для английской лапты за плохое поведение и отсутствие старания. Я не учился, и мое имя всегда находилось в конце списка (каждую неделю составлялся рейтинг успеваемости учеников, и последние три позиции обычно занимали – в разной последовательности – Арендт, Карпентер, Джеймс). Когда мне было десять с половиной, директор вызвал родителей и заявил им, что я «умственно отсталый» и должен уйти из школы, потому что мне требует особое обучение (много лет спустя, ха-ха, моя мать испытала большое удовлетворение, когда, сидя на званом ужине рядом с директором школы, ответила на его вопрос: «Что стало с Оливером?»). Меня отправили в школу-интернат в Кент, где я продолжал хулиганить и увиливать от учебы, а затем завалил вступительные экзамены в одну из элитных частных школ.

Однако мне крупно повезло: отец договорился, что мне дадут второй шанс, и записал меня на курсы подготовки к экзаменам для тупиц. Папа сочувствовал мне, но предупредил, что это моя последняя надежда. Поскольку для него было так важно, чтобы я поступил, это стало важным и для меня. Занятия проходили в лагере. Ежедневно в течение десяти недель (в том числе и по воскресеньям) уроки начинались в 7:00 – еще до завтрака мы писали контрольную работу по французскому и латыни. Утром по субботам мы полностью сдавали вступительный экзамен, и о нашем прогрессе или его отсутствии безжалостно объявлялось на общем собрании. Я по-прежнему хулиганил, и в качестве наказания меня отправляли бегать. За эти десять недель я, должно быть, набегал сотни миль, но побили меня только один раз (за то, что кидался камнями в уток на пруду). К концу обучения я удвоил количество баллов и сдал экзамен вполне прилично. Но, увы, поступив в элитную школу, я взялся за старое и в конце первого семестра завалил внутренний экзамен, и меня не допустили к дальнейшей учебе.

У меня хранятся письма, написанные в ту пору отцом, – он писал мне в школу не реже двух или трех раз в неделю, мягко уговаривая и советуя стараться и вести себя хорошо. Вскоре после экзаменов уровня О (теперь они называются экзамены на аттестат зрелости) и еще до того, как стали известны результаты, отец повел меня в паб. Он не делал мне внушений и разговаривал тепло и мягко, но сообщил о трех вариантах дальнейших действий, которые, когда я оглядываюсь назад, кажутся любопытными. Я мог бросить школу прямо сейчас и пойти работать на железную дорогу в Суиндоне (я так и не узнал, почему папа считал, что именно в этом городе требуется много железнодорожных рабочих), мог стать биржевым брокером в Сити или остаться в школе и поступить в Кембридж.

Я полностью доверял отцу и поверил, что других вариантов у меня нет. Идея работы на железной работы казалась мне довольно интересной, однако я не хотел постоянно заниматься физическим трудом. В нашей семье работа в финансовой сфере приравнивалась к службе в СС, а биржевой брокер был равнозначен охраннику в концлагере, поэтому этот вариант я не рассматривал. Так что оставалось только поступление в Кембридж. Я настолько сильно идентифицировал себя с отцом, что мне в голову не пришло спросить о возможности учиться в менее серьезном университете. Папа предупредил меня, что мне придется очень много работать, чтобы стать студентом Кембриджа, поскольку в лучшем случае я мог набрать совсем невысокий средний балл на экзамене O-уровня (я набрал всего семь, что очень мало). Тем не менее я выбрал этот план и вкалывал два года, лишь ненадолго давая себе передышку с помощью марихуаны под звуки Pink Floyd.

Читатель может догадаться, что мои результаты экзамена уровня А, дающего право на поступление в колледж, были не слишком высокими (как я всегда говорю своим детям, в те времена экзамены были настоящими, а не таким надувательством, как сегодня). К счастью, мне разрешили сдавать экзамены в Кембридж. В конце концов я разобрался, как нужно отвечать на вопросы, чтобы сдать экзамен достаточно хорошо, и меня приняли в колледж, где учился отец.

Однако интересно заметить, что, оказавшись в университете, я не воплотил мечту отца и не стал Берти Вустером. Шел 1973 год, и такой образ жизни не был принят (хотя всего через десять лет, в эпоху Маргарет Тэтчер и прекрасного телесериала по роману Ивлина Во «Возвращение в Брайдсхед», он снова войдет в моду). Но еще хуже, что, к огорчению отца, я изо всех сил противился тому, чтобы быть «мальчиком из приличной школы». Я начал отождествлять себя с другим родителем, с матерью.