Дело Ливенворта - [94]

13 июля

Красота Мэри расцветает, как роза. Сегодня в алом и серебристом она была неотразима. А такой милой улыбки я не видела никогда прежде! И, думаю, мистер Клеверинг с этим с готовностью согласится – он сегодня от нее глаз не отводил. Но понять, что творится в ее сердце, не так-то просто. О да, наблюдая за нею, можно сказать, что она неравнодушна к его привлекательной внешности, пылким чувствам и страстной привязанности. Но разве она не обманула нас всех, заставив думать, будто влюблена в Чарли Сомервилля? Боюсь, что в ее случае стыдливый румянец и улыбка немного стоят. Не правильнее ли в таких обстоятельствах говорить «надеюсь»?

17 июля

Боже мой! Сегодня вечером Мэри вбежала в комнату и поразила меня, бросившись на колени и уткнувшись лицом в мой подол. «О Элеонора, Элеонора!» – прошептала она, дрожа, как мне показалось, от счастья. Но когда я попыталась поднять ее голову, она выскользнула из моих рук, напустила на себя обычный вид спокойной гордости и, подняв руку, как будто призывая к молчанию, с надменным видом вышла из комнаты. Объяснить это можно только одним: мистер Клеверинг признался в своих чувствах, и теперь ее наполнила безрассудная радость, которая заставляет забыть о существовании преград, до сих пор казавшихся непреодолимыми. Когда же приедет дядя?

18 июля

Делая предыдущую запись, я и не догадывалась, что дядя тогда уже находился в доме. Он вернулся неожиданно, на последнем поезде, и вошел в мою комнату, как раз когда я откладывала дневник. Он выглядел немного измученным заботами и, обняв меня, спросил о Мэри. Я опустила голову, и меня начало трясти, когда я ответила, что она в своей комнате. Он сразу встревожился и, оставив меня, поспешил к ней. Потом я узнала, что, когда он вошел в ее комнату, она сидела за туалетным столиком в задумчивости и с фамильным кольцом Клеверингов на пальце. Мне неизвестно, что произошло потом. Боюсь, что очень неприятная сцена, ибо сегодня утром Мэри нездорова, а дядя печален и суров.

Мы – несчастная семья. Дядя не только отказывается хотя бы на мгновение задуматься над вопросом о союзе Мэри с мистером Клеверингом, но даже доходит до того, что требует от нее немедленно и бесповоротно распрощаться с ним. Мне об этом стало известно самым печальным образом. Понимая положение вещей, но в душе бунтуя против предрассудков, из-за которых приходилось разлучаться людям, которые могли быть вместе, утром после завтрака я подошла к дяде и попыталась защитить их. Но он сразу же остановил меня словами: «Элеонора, тебе больше всего нужно желать этого союза». Дрожа от мрачных предчувствий, я спросила почему. «По той причине, что этим ты льешь воду на свою мельницу». Все больше и больше волнуясь, я попросила его объясниться. «Я о том, – сказал он, – что если она выйдет за этого англичанина, то я лишу ее наследства и заменю ее имя твоим в завещании и в своем сердце».

У меня все поплыло перед глазами. «Вы не сделаете этого!» – воскликнула я. «Ты станешь наследницей, если Мэри будет упорствовать в своем желании», – заявил он и со строгим видом вышел из комнаты. Я упала на колени и начала молиться. Что еще мне оставалось? В этом несчастном доме я оказалась самой плохой. Получается, что я подсиживаю ее! Не бывать этому! Мэри расстанется с мистером Клеверингом.

– Итак, – сказал мистер Грайс, – что вы об этом думаете? Разве после этого не становится понятно, какой мотив был у мисс Мэри для убийства? Но дочитайте до конца, давайте узнаем, что было дальше.

С тяжелым сердцем я продолжил. Следующая запись была датирована 19 июля.

Я была права. После долгой борьбы с несокрушимой волей дяди Мэри согласилась отказать мистеру Клеверингу. Я была в ее комнате, когда она приняла это решение, и я никогда не забуду выражения удовлетворенной гордости, появившегося на лице дяди, когда он обнял ее и назвал своим «преданным сердечком». Происходящее его явно очень тяготило, и я испытала настоящее облегчение оттого, что все закончилось так мирно. Но Мэри? Почему, глядя на нее, я ощущаю смутное беспокойство? Не знаю. Я знаю только, что у меня внутри все сжалось, когда она повернулась ко мне и спросила, довольна ли я теперь. Но я справилась с чувствами и протянула ей руку. Она не взяла ее.

26 июля

Как же долго тянутся дни! Тень нашего прошлого испытания все еще лежит на мне. Я не могу ее стряхнуть. Везде, куда бы я ни пошла, передо мной стоит безнадежное лицо мистера Клеверинга. Как Мэри удается сохранять жизнерадостность? Если она его не любит, хотя бы уважение, которое она, вероятно, испытывает к его разочарованию, должно было удержать ее от веселья.

Дядя снова уехал. Все мои просьбы не смогли его удержать.

28 июля

Все вышло наружу. Мэри порвала отношения с мистером Клеверингом только на словах, она по-прежнему питает надежду когда-нибудь соединиться с ним в браке. Это стало мне известно при довольно странных обстоятельствах, о которых здесь не обязательно упоминать, а потом подтвердилось самой Мэри. «Мне нравится этот человек, – заявила она, – и я не собираюсь от него отказываться». – «Тогда почему не рассказать об этом дяде?» – спросила я. Ответом стали только горькая улыбка и ее короткое: «Предоставляю это тебе».