Дело Кольцова - [121]

Но к морякам он не собрался. Картахена была относительным тылом, а он едва поспевал побывать в более „горячих“ местах борющейся Испании.

…Последняя встреча с М. Е. Кольцовым произошла у меня в самом конце марта 1937 года в Барселоне… На следующий вечер в Барселону прибыл М. Е. Кольцов. Он только что совершил утомительное путешествие на машинах и на лошадях, но, немного передохнув, снова был „в строю“. Вот тут мы и отвели душу. Сначала речь зашла о северных провинциях Испании — Астурии и Басконии, куда, кажется, и направлялся вторично Кольцов.

Тут он узнал, что мне первому из советских граждан удалось побывать в Хихоне и под Овиедо. Нашли и общих знакомых. Теперь там мятежники готовили серьезное наступление. Исключительная трагедия вскоре разыгралась в этих провинциях. Через несколько месяцев, в октябре 1937 года, пал последний бастион героической Астурии — город Хихон. Михаил Ефимович с любовью отзывался о горняках Астурии и о суровом народе — басках. Вспоминали и о том, как особняком жил тогда Сантандер. Бывшая летняя резиденция короля в лучшем случае держала нейтралитет в этой борьбе. Там, в этом городе, скопилась в сентябре-октябре 1936 года масса богатой публики, которая случайно застряла там в дни мятежа: был летний сезон. И, как это ни странно, многие свободно покидали город, отправлялись в Англию или Францию, а кое-кто, говорят, и прямо в Бургос — к Франко.

„Ну, а как вы добирались туда?“ — спросил я Кольцова. Сообщение было давно прервано. Он рассказал, как вместе с Р. Карменом они летели на большой высоте, стараясь обходить крупные населенные пункты. Этим путем я летел в сентябре 1936 года из Сантандера в Мадрид.

Через два-три дня Кольцов должен был выехать на станцию Сервера во Франции, а мне предстояло по железной дороге вернуться в Валенсию и затем в Картахену. Михаил Ефимович, помнится, сравнивал Барселону первых дней мятежа с нынешней. Стало больше порядка, нет прежнего скопища машин с анархистскими черно-красными флагами и крайне левыми лозунгами: „Умрем или победим“. Однако Барселона оставалась центром анархизма.

…Мы с Кольцовым вспомнили, как летом 1933 года его брат Борис Ефимович совершил поход на крейсере „Красный Кавказ“ в Стамбул, Пирей и Неаполь. Я был тогда старшим помощником командира корабля и, судя по тому, как вспоминал потом сам Б. Ефимов в журнале „Москва“, доставлял много неприятностей „штатским“ товарищам. Тогда я не знал, что Б. Е. Ефимов и М. Е. Кольцов — братья, хотя скидки, видимо, все равно не было бы, тем более не думал не гадал о возможных последующих встречах.

Довольно поздно мы простились в тот вечер и, хотя оба несколько дней еще были в Барселоне, больше не виделись. В августе я выехал в командировку в Москву и больше в Испанию не вернулся. Вместо запада я отправился на восток — на Тихоокеанский флот. Но короткие встречи с М. Е. Кольцовым остались для меня памятными».

Генерал-лейтенант Ветров (танкист):

«Тринадцатое октября 1937 года. Полдень. Танки сосредоточились на холмистой местности в тридцати километрах юго-восточнее Сарагосы…

Неподалеку от нас молодой, симпатичный командир канадского батальона американский коммунист Роберт Томпсон, не отрывая от глаз бинокля, разговаривает с советским журналистом Михаилом Кольцовым. Кольцов кивает и, заметив меня, берет американца за локоть. Они подходят.

— Товарищ Томпсон просит рассказать ему о наших быстроходных колесно-гусеничных танках, помогите, пожалуйста, — говорит журналист.

Я очень сжато изложил тактико-техническую характеристику высокоманевренного орудийно-пулеметного танка БТ-5. Кольцов стремительно переводил, и, когда я закончил, Томпсон кивком поблагодарил. Он направился к своим, а Кольцов, пристроившись в нише окопа, открыл блокнот и что-то быстро начал писать».

Алексей Эйснер, адъютант генерала Лукача (Мате Залка — венгерский писатель, погибший в Испании):

«В романе Хемингуэя „По ком звонит колокол“ есть разговор между американским антифашистом Робертом Джорданом и покровительствующим ему советским журналистом с нелепой фамилией Карков. „Из всего, что здесь происходит, — говорит Карков, — должна родиться книга, объясняющая многие вещи, которые надо знать.

Может быть, я ее напишу. Надеюсь, что именно я ее напишу“. — „Не вижу никого, кто мог бы сделать это лучше“, — отвечает молодой американец. „Без лести, — останавливает его Карков. — Я всего только журналист. Но, как всякий журналист, мечтаю заняться литературой…“»

Каждый, кто в 1936–1937 годах побывал в Испании и кому довелось прочитать «По ком звонит колокол», без труда узнал в Каркове написанный с уважением и симпатией портрет Михаила Кольцова. И уж, конечно, без исключения все, читавшие «Испанский дневник», согласятся с тем, что это и очень нужная книга, «объясняющая многие вещи, которые надо знать», и одновременно — настоящая, большая литература.

…Кольцова прислала «Правда», он должен был отвечать за точность каждого слова — можно себе представить, как ему приходилось трудиться. По тем страницам «Испанского дневника», на которых Кольцов говорит лишь от своего корреспондентского имени, видно, что он по горло завален работой. Но ведь, сверх всего прочего, он еще перевоплощался в Мигеля Мартинеса. И в этом своем качестве он то лежит в цепи под Талаверой, то участвует в штурме Алькасара, то, заодно с Листером и Марией Тересой Леон, словом и делом прекращает панику и останавливает бегущих, потом для верности ночует среди бойцов прямо в поле, проснувшись, видит себя оставленным, долго бродит по ничьей земле и лишь чудом ускользает от разъезда марокканцев. Он присутствует на совещаниях в ЦК партии, регулярно посещает передний край, совместно с Людвигом Ренном вычисляет мощность артиллерийского огня неприятеля, инструктирует политработников, знакомится с волонтерами Интербригад, ежевечерне участвует в заседаниях генерального политкомиссариата, поздно ночью встречает на окольной дороге первую роту танков, прибывшую на защиту Мадрида, посещает раненых, допрашивает пленных, под обстрелом доставляет на фронт боеприпасы, пишет популярные брошюры по тактике пехотного боя или по противовоздушной обороне, а кроме того, еще постоянно забегает в редакцию «Мундо Обреро», где «узнает новости и немного помогает делать газету…»