Дело генерала Раевского - [16]

В тумане сейчас не было видно, как возле моста через Колочу притаились три десятка бывалых и опытных матросов со всеми горючими и взрывными материалами для уничтожения оного, кстати, под командованием мичмана Лермонтова. За проявленную им в этом деле отвагу и находчивость сей боевой мичман будет после сражения представлен к ордену Святой Анны III степени, а все его гвардейцы — к знакам отличия этого ордена.

А теперь? Теперь берёзы уже почти не шумят в этом жарком воздухе вечера начала сентября, и только где-то над Колочью слышится гитара:

Не ходите, девушки, в рощицу гулять...

Поёт почти мальчишеский бойкий голосок. Быть может, это поёт и девушка...

Генерал от инфантерии Толь Карл Фёдорович, выходец из старинного эстландского рода, прибывшего триста лет назад из Голландии, писал об этом эпизоде Бородинского сражения как очевидец: «Атака неприятеля произведена была с невероятною быстротою... наикровопролитнейший бой возгорелся на сем месте, и сии храбрые егери в виду целой армии удерживали более часу неприятеля; наконец приспевшее к нему подкрепление с артиллериею принудило сей полк, оставя Бородино, перейти за реку Колочу».

А Толь к тому времени, тридцатипятилетний, крупный, участник ещё Швейцарского похода, повидал уже многое: «Французы, ободрённые занятием села Бородина, бросились вслед за егерями и почти вместе с ними перешли по мосту, но гвардейские егери, подкреплённые полками, пришедшими с полковниками Вуичем и Карменковым, вдруг обратились на неприятеля и соединенно с ними, ударив в штыки, истребили совершенно 106-й неприятельский полк, перешедший на наш берег. Мост на реке Колочи был уничтожен, несмотря на сильный неприятельский огонь».

Во всю войну, действительно отечественную, хотя в ней вопрос о будущем народа и даже государства Российского не вставал, не было никаких предательств, ни один офицер или генерал не расстрелял и не бросил на произвол ни одного солдата и ни над одним офицером никто не измывался. Хотя и тогда уже некоторые странности бросались в глаза внимательному человеку.

7

Перед этим грандиозным сражением всего лишь день и одну ночь, по-летнему короткую, на Курганной высоте возводили укрепления. Со стороны предполагаемой атаки был вырыт ров глубиною около двух метров. Были вырыты волчьи ямы. И возведён был бруствер высотой чуть больше — чуть меньше полутора метров. Их строил военный инженер Богданов. Менее чем за полсуток, в одиннадцатом часу полуночи этот высокоискусный мастер своего дела послан сверху к Раевскому. Когда уже почти вся армия завоевателя во всеоружии готовилась ринуться и поглотить батарею из восемнадцати пушек, о Раевском вспомнили. И как всегда это было на Руси, русский человек стал счастлив и этим ничтожным знаком внимания. «Генерал Раевский, — вспоминал впоследствии этот выдающийся фортификатор, — принял меня следующими словами: «Батарею эту мы построили сами; начальник ваш, посещая меня, похвалил работу и расположение, но как открытая и ровная местность может быть атакована кавалериею, то советовал перед батареею, в расстоянии 50-ти сажен, раскинуть цепь волчьих ям; нами это сделано...»

Стоя здесь, на батарее, полтора столетия спустя, я глядел на театрально и небрежно восстановленные траншеи и доты времён уже германского нашествия и вспоминал тех расхристанных смершевцев и их ничтожного майора с немецким автоматом на груди, который впервые в жизни увидели тогда отборные курсанты элитного училища, брошенные безжалостной и слепою рукой в пасть кровавого жертвоприношения. Я смотрел на короткую полоску поля в четверть, чуть более километра, которую французам нужно было броском пройти из лесного массива до кустарников, и думал со слезами на сердце, как ничего не меняется у нас в верхах из столетия в столетие, кто бы ни стоял у власти. И как счастлив бывает задушенный невежеством дураков и прохиндеев русский человек, когда на него, прежде чем бросить в пекло, обратят хоть крошечное внимание.

Фортификатор ещё вспоминает, что за десять часов до сражения «русские солдаты работали с предельной для человеческих сил энергией и неукротимостью...». И ещё он мимоходом добавляет, что для этих ночных фортификационных работ он предложил разобрать деревенские постройки вокруг, чтобы употребить в дело их лес и железо. И это было предложено сделать солдату, который по своему призванию должен был в этой войне именно защищать эти избы, сараи, и мосты, и амбары от варварского нашествия. Я с грустью обратил внимание души своей на эту такую давнюю традицию затыкать свои дыры чужими лохмотьями.

А генерал Раевский, с детской российской простотой, по словам Богданова, завершил эту сцену: «Осматривая перед сражением позицию, Н. Н. Раевский сказал: «Теперь мы будем спокойны: император Наполеон видел днём простую открытую позицию, а войска его найдут крепость...»

Что правда, то правда, батарея Раевского (так можно было назвать её в утро сражения 26 августа) господствовала над ровной местностью вокруг, над всей её широтой. Но и сама была совершенно со всех сторон открыта. Правда, подступы к ней простреливались со стороны Багратионовых флешей. Но атака на флеши началась колоссальными силами французов, раньше даже атаки на село Бородино, с рассветом. Так что к моменту нападения на батарею Раевского Багратионовым укреплениям впору было уже самим ждать серьёзной поддержки.