Дело чести - [98]

Он смутно помнил о событиях дня, о вчерашнем полете, о своем изнеможении после всего пережитого, о неспособности реагировать на что бы то ни было, даже на то, что немцы прорвали последнюю линию обороны и находятся вблизи Афин. Только горячее солнце да одиночество, пока он ждал приказа, казались ему чем-то реальным. Он простился с Финном и монтером Рэтгером. Потом он вспомнил, как голос в телефонной трубке произнес: «Это вы, Квейль? Вам надлежит отправиться в аэропорт Кании на Крите. По прибытии рапортуйте».

И вот вокруг нет ничего, кроме моря внизу и неба вверху. Только движение самолета, по временам попадающего в болтанку, да непрерывное наблюдение за приборами, указывавшими Квейлю, что он передвигается. Он не высматривал вражеских самолетов вокруг. Он перестал считаться с ними. Было только ощущение летаргии, как будто он долго спал на солнце. Или словно он был долго болен и им овладело спокойствие изнеможения.

Отыскав Канию, он увидел, что это белый городок, расположенный на берегу моря, у подножия горы, на краю равнины. Подход к нему был небезопасен, но Квейль не думал об этом. Он стал снижаться при бортовом ветре, чуть не забыв выпустить щитки. Небрежно приземлившись, он заметил, что вся площадка по Краям уставлена «Бленхеймами». Найдя свободное местечко, он подрулил к ним и выключил мотор. Он оставил парашют на сиденье, задвинул верх фонаря кабины и пошел к зданию, возле которого грелись на солнце несколько человек в синих мундирах. В маленькой комнате, где стоял массивный деревянный стол, когда-то служивший домашним надобностям, Квейль нашел нужного ему офицера. Он отрапортовал ему и вручил журнал операций.

— Довольно рискованно таскать это с собой, — сказал командир эскадрильи, у которого не было крылышек.

Он был небольшого роста, лысый и говорил с аффектацией.

— Может быть, — равнодушно ответил Квейль. — Но там большой беспорядок. Мне не хотелось оставлять его.

— Капрал укажет вам помещение.

— Я останусь здесь?

— Да. Пока не будет распоряжений из Каира.

Квейль вышел с дневальным. На ходу он расстегивал свое снаряжение. При переходе через лужайку, отделявшую одно здание от другого, он почувствовал, как его обдало солнечным жаром. Дневальный указал ему койку, и Квейль кинул на нее свои летные куртку и брюки. Здесь было жарче, чем в Греции. По всей комнате, где стояли четыре кровати, были разбросаны раскрытые чемоданы. Как раз, когда он снимал куртку, в комнату вошли три летчика.

— Вы не Квейль? — спросил один из них.

— Квейль, — ответил он.

— Тэп Финли рассказывал нам про вас. Я Уоррен. А это Аксен и Блэк.

— Очень рад, — спокойно ответил Квейль. — Тэп тоже здесь?

— Да. Вы что-нибудь ели? Хотите чаю?

— Спасибо, выпью.

— Тэп поехал за своим чемоданом. Он скоро вернется.

Они отвели Квейля в квадратную палатку, посредине которой стоял сосновый стол. На столе стояли толстые фаянсовые чашки и эмалированные чайники. За столом сидели шесть летчиков и пили чай с бутербродами.

— Это Квейль, — объявил Аксен и познакомил его с присутствующими.

Большинство из них были пилоты и штурманы, летавшие на «Бленхеймах». Некоторых он видел в ночном ресторане «Максим» в последний вечер, который провел там. Они узнали его и осведомились о Хикки. Он ответил, что Хикки был вчера сбит. Потом он сел и стал пить чай, ни на кого не глядя и не обращая внимания на разговоры за столом. Разговор был слишком спокойный, и это спокойствие и отсутствие бодрящей напряженности угнетали. Потом появился Тэп. Лицо его сияло улыбкой, на нем была чистая рубашка и на руке чистая повязка.

— Когда ты прилетел? — спросил он Квейля, войдя и хлопнув его по спине, и Квейль поспешно поставил чашку на стол, так как чай расплескался.

— Только что. Где Елена?

— Она здорова. В Суда-Бэй. А где остальные? Хикки? Финн?

Квейль покачал головой:

— Хикки и шотландец Кроутер сбиты вчера. Мы прикрывали эвакуацию и нарвались на «Мессершмиттов». А Финн где-то в пути.

— Что ты говоришь! Какой ужас! Хикки?

Квейль кивнул, взял чашку в обе руки и, полузакрыв глаза, стал рассеянно дуть на темную жидкость, по поверхности которой пошли круги.

— Было довольно жарко, — прибавил он.

— Что ты сказал относительно Финна? — переспросил Тэп.

— Он куда-то эвакуировался. Уехал сегодня утром.

— Бедняга Хикки. А как ты выкрутился?

— Ползком по земле. Пошел ниже, чем могли они, и стал петлять по долинам.

— Бедняга Хикки, — повторил Тэп.

Квейль кивнул.

— А в Греции кончено?

Квейль еще раз кивнул.

— Боже мой, подумать только, что Хикки погиб. И надо ж было нарваться на «Мессершмиттов».

— У Елены есть где ночевать? — медленно спросил Квейль.

— Да. Тут устроили целую колонию для эвакуированных англичанок. Мы с Лоусоном уговорили их принять ее, хотя они сначала не соглашались.

— Как туда добраться?

— Я отвезу тебя на грузовике. Она была все время довольно спокойна.

— У вас были бомбежки?

— Одна. Но не особенно сильная. Прилетел один пикировщик. Как у вас было дело?

— С «Мессершмиттами»?

— Да.

— Очень просто. Я почти не имел попаданий. Все время увертывался. Кроутер летел прямо, как Хикки. Он сбил один «Мессершмитт». Но потом на него наскочили со всех сторон, и он попросту взорвался. То же произошло и с Хикки. Воздух кишмя кишел ими. Я чуть не разнес «Гладиатор» в щепки, удирая от них.