Дело чести - [36]

Квейль смотрел на Стюарта, Констэнса, Финна. Это все, что осталось от юной смены. Тяжело было думать об этом. Теперь, со смертью Херси, из старых кадров остались только Хикки, Тэп и он сам, Квейль. А эти ребята еще вроде как посторонние… Квейлю они представлялись до сих пор новичками. Это был младший класс в эскадрилье… а теперь будет старший…

— Удалось тебе сбить кого-нибудь сегодня, Финн? — спросил он белокурого юношу, с улыбкой смотревшего на него.

— Одного.

— О, значит, получил боевое крещение.

— Да. И Стюарт тоже.

— И ты тоже?

— Да, — сказал Стюарт. Квейль чуть не в первый раз слышал голос этого молчаливого юноши.

— Ну, и как было дело?

— Я оказался под ним. Правду сказать, для меня было сюрпризом, когда я увидел его.

— Это всегда бывает сюрпризом, — сказал Тэп. — Во всяком случае для меня. Для меня это всегда сюрприз.

— Я теперь буду расстреливать каждого итальянца, выбросившегося на парашюте, — сказал Финн. — Подумать только, бедный Ричардсон…

— Толку в этом мало, — спокойно заметил Хикки. — Этот итальянец — исключение. Мы не можем становиться на путь кровавой мести.

— Возможно, что ты прав, — согласился Финн.

— Да, конечно, — сказал Хикки.

Квейль все еще не мог прийти в себя от мысли, что их осталось всего шестеро. Разговор теперь был общий, все сплотились в один кружок. Раньше, когда были живы Херси и Ричардсон, эскадрилья разбивалась на группы — он, Тэп, Херси и Хикки, — все старики, и иногда Ричардсон; они почти никогда не интересовались тем, что говорили другие. А теперь слушаешь их поневоле.

Хикки поехал в штабной блиндаж, а остальные отправились в гостиницу. Квейль отнес летное снаряжение к себе в номер и поспешил в госпиталь. Наступали долгие сумерки. Он шел к Елене не потому, что она просила его об этом. Он шел потому, что она нужна была ему сейчас — сейчас, когда он думал о Ричардсоне и Херси и о разговоре в автобусе. Ведь это была катастрофа. Надо было растворить в чем-нибудь то, что мутило его. Если бы он мог вопить до потери сознания и грызть землю, это помогло бы, — он читал что-то в этом роде, — это было бы вовсе неплохо. Но сейчас ему хотелось видеть Елену. Просто знать, что она существует как что-то реальное. Он нашел ее в приемной, — она упаковывала бинты в небольшую сумочку.

— Елена, — сказал он быстро, — не можете ли вы уйти? Нам надо поговорить.

Он нервно дернул ее за халат. Она взглянула на него: он смотрел на нее невидящими глазами. Она поняла, что ему нужно. Нетрудно было понять.

— Минутку.

Она скрылась в маленькой комнатке и вышла оттуда уже без халата.

— Идемте, — сказала она. — Но надолго я не могу. На несколько минут.

Они вышли из госпиталя. Машинально направились к площади, где были казнены греческие солдаты. Там они прислонились к стене, к которой прислонялся Квейль в тот вечер, когда расстреливали солдат. Он думал об этом теперь. Сцена казни вновь предстала пред ним, но на этот раз не греческие солдаты подвергались расстрелу, а Констэнс и Соут. Елена молча наблюдала за ним. Резко повернувшись к ней, он сказал:

— Нам надо пожениться.

Она только посмотрела на него.

— Это единственный выход. Я знаю, чего я хочу.

— Да? — протянула она. И улыбнулась ему.

— Да, Елена. Вы сами знаете, что это так. Говорите, что хотите, но это так.

— Сказать легко, сделать трудно, — возразила она. — Это очень трудное дело, Джон.

— Почему? Да все равно. Мы это сделаем. Почему нет?

— Это просто невозможно, Джон. Я не хочу потом раскаиваться.

— Мы должны это сделать. Я знаю, что будут трудности. Но я попрошу Хикки уладить дело. Вы можете тогда вернуться в Афины, если пожелаете. Почему мы не можем это сделать?

— Вы отдаете себе отчет в том, что собираетесь делать? Вы знаете, что вас ждет, если вы женитесь на гречанке?

— А что?

— Я не ребенок. Я видела, как вы относитесь к грекам… Нам обоим будет трудно. А когда вы уедете отсюда…

— Мы будем только счастливы, если уедем отсюда, — нетерпеливо сказал Квейль.

— У меня здесь семья. Вы забываете. Я и хотела бы, но не могу.

— Зачем столько рассуждений?

— Это не рассуждения. Вы знаете, что если захотите, я не откажу вам ни в чем. Но я должна быть благоразумной. Должна сдерживать вас. Мы должны считаться со многим. Мы создадим себе трудности, если я пойду вам навстречу, не считаясь ни с чем. Вы знаете мои чувства к вам. Я знаю ваши чувства ко мне. Но дело не так просто.

Она высказала это с такой прямотой, что он удивленно посмотрел на нее.

— Я еще не сказал, что люблю вас. Я не хотел пользоваться этим словом, чтобы выразить то, что я чувствую. Но это так. Я знаю, что это так. Я люблю вас и хочу, чтобы вы были моей женой.

— И я хочу, Джон. Правильно. Но это не так просто. Дайте мне подумать. Пожалуйста…

— Разве вы еще не думали?

— Думала… Но дайте мне еще подумать… теперь, когда вы высказались. Пожалуйста, Джон.

— Сколько времени вам надо?

— Не знаю. До завтра. До сегодняшнего вечера. До тех пор, пока я обдумаю.

— До вечера, — сказал Джон. — Я хочу знать, Елена.

— Хорошо. А теперь мы должны вернуться. Мне пора.

— Ладно.

По узкой тропинке они пошли к госпиталю.

— Я приду вечером, — сказал он, когда она открывала дверь.