Дело Черных дервишей - [75]

Хидр улыбнулся: приятно иметь дело с таким догадливым человеком. Загорский отвечал, что ему тоже приятно прослыть догадливым, но книгу все-таки придется вернуть. Несколько секунд Хидр о чем-то думал, опустив голову. Потом поднял взгляд на Загорского. Глаза его горели странным огнем.

– Насколько я помню, вы приехали в Туркестан, чтобы повидаться со старым другом? – сказал он, и голос его теперь напоминал шипение змеи. – Увы, друг ваш был глуп и не захотел поделиться с нами тем знанием, которое имел. Поэтому пришлось обойтись с ним сурово.

– Вы лжете, – сказал Загорский. – Джамиля не могла убить Беликова, она поклялась.

– Джамиля тут ни при чем, – отвечал шейх. – Джамиля лишь уговаривала его, а приговор исполнила Нуруддин. Она забрала дневник великого князя и очень ловко навела подозрение в убийства полковника на вас.

– Мерзавец! – лицо Нестора Васильевича стало каменным, он стремительно шагнул к Хидру.

– Нуруддин! – крикнул тот, и девушка, стоявшая от него по правую руку, молнией метнулась к Загорскому, сверкнула холодная сталь ножа. В последний миг хозяина заслонил собой Ганцзалин, отбил удар, выбил нож, оттолкнул Нуруддин вбок. Они сошлись в рукопашной, обмениваясь стремительными ударами, нападая и защищаясь.

– Нуруддин вас не спасет, – сказал Загорский. – Вы убили моего друга, и вы за это ответите.

Шейх ухмыльнулся.

– Нуруддин – моя левая рука, – сказал он, прищурившись. – Но у меня есть и правая. Помнится, вы спрашивали, можно ли загипнотизировать человека и заставить выполнять что-то против его воли? Я тогда сказал, что для этого нужно сначала открыть человека, найти путь к его сердцу. И когда этот путь найден, с ним можно делать что угодно. Сегодня я покажу вам, как это выглядит в реальности.

Хидр сжал Джамиле плечо.

– Убей! – велел он, указывая на Загорского.

Нестор Васильевич взглянул на девушку и увидел, что глаза ее сделались пустыми, стеклянными. Спустя мгновение она ринулась на врага. Загорский попятился, отбивая быстрые мощные удары. Сначала он старался не причинить Джамиле вреда, но очень скоро стало ясно, что если кому тут и могут причинить вред, то скорее ему самому. Джамиля и раньше была крайне опасным противником, но сейчас, в гипнотическом трансе, она превратилась в механическое орудие убийства. Она двигалась размеренно, быстро и удары наносила с необыкновенной силой. Она не чувствовала боли, не чувствовала страха – сражаться с таким врагом было чудовищно трудно. Загорский краем глаза глянул на Ганцзалина: но тот и сам с трудом отбивался от атак Нуруддин, у которой, как выяснилось, в запасе был целый арсенал холодного оружия.

– Остановите свою ученицу! – крикнул Загорский шейху, продолжая отступать под чудовищным напором Джамили. – Остановите, или я убью ее!

– Что ж, попытайтесь, – засмеялся Хидр.

Загорский блефовал. Ни он, ни любой другой человек не мог бы сейчас остановить Джамилю, в чьем теле словно поселился дух уничтожения. За пару минут боя Нестор Васильевич совершенно отбил ноги и руки о ставшее словно бы железным тело противницы. О защите она почти не заботилась, и потому он нанес ей какое-то количество ударов. Удары были очень сильные, он слышал хруст ломаемых костей. У Джамили должны были быть перебиты все ребра, но ей, похоже, было все равно – боли она не чувствовала.

Очень скоро она загнала его в угол, откуда не было выхода. Он отбивался и контратаковал из последних сил. В какой-то миг кулак ее просвистел рядом с его виском – дюймом ближе – и он был бы убит. В следующий миг он едва успел подставить руку под другой ее кулак. Однако она с необыкновенной быстротой захватила эту руку и провела болевой прием. Запястье Загорского хрустнуло, рука повисла плетью. По глазам ее он понял, что сейчас она проведет последнюю, решительную атаку. Сколько ему осталось жить – секунду, две?

– Стой! – вдруг крикнул он отчаянно. – Джамиля, остановись! Я… я люблю тебя! Клянусь, что люблю…

Джамиля пошатнулась и встала, но глаза ее по-прежнему были безумны. Голос Загорского окреп, загремел под сводами пещеры.

– Клянусь я первым днем творенья,

Клянусь его последним днем,

Клянусь позором преступленья

И вечной правды торжеством.

Клянусь паденья горькой мукой,

Победы краткою мечтой;

Клянусь свиданием с тобой

И вновь грозящею разлукой.

Клянуся небом я и адом,

Земной святыней и тобой,

Клянусь твоим последним взглядом,

Твоею первою слезой,

Незлобных уст твоих дыханьем,

Волною шелковых кудрей,

Клянусь блаженством и страданьем,

Клянусь любовию моей…

К последней строке голос Загорского утих, стал едва слышным, но, кажется, именно последняя строка произвела на девушку самое сильное впечатление.

Джамиля заморгала, лицо ее сделалось осмысленным. Секунду она глядела на Нестора Васильевича, не шевелясь, а тот уже выцеливал горло под чуть закинутым подбородком. Правая рука его была сломана, надо было воспользоваться единственным шансом, другого не будет. Он остановил ее великими любовными стихами, но что она сделает с ним, когда шейх снова погрузит ее в гипнотический транс? Нет, у него не было другого выхода, просто не было. Горло ее сияло перед ним белым светом, такое беззащитное, хрупкое. Один удар кулаком – и он спасен. И все равно он медлил, не мог решиться. Зачем появилось в его жизни это странное, такое неприкаянное и в то же время счастливое существо. Счастливое, потому что, несмотря на все свои странности, оно так же было взыскано любовью Всевышнего, как и любой другой человек. Как же он мог ударить ее, как мог убить сейчас – пусть даже под страхом смерти?