Дело было в Педженте - [21]

Нукер уронил голову на гашетку пулемета. Сбежавшие по лестнице красноармейцы бросились к тайнику.

Добравшись до конца подземного хода, Абдулла прижал к себе жену и, загораживаясь ею, вылез через широкую трубу на поверхность. Здесь под деревьями стояли две лошади и несколько джигитов. Продолжая прикрывать себя женой, Абдулла побежал к лошадям. Его заметили слишком поздно. От крепости раздались крики и выстрелы. Схватив повод второй лошади, Абдулла вскочил на вороного жеребца и, выстрелив в жену, огрел жеребца камчой.

Рахимов и трое красноармейцев скакали от крепости.

Абдулла легко уходил. Осадив коня, Рахимов выстрелил несколько раз и в отчаянии швырнул карабин на землю.

— Опять ушел!

— У него четки заговоренные, — сказал красноармеец-узбек.

— Кони свежие, — сказал Рахимов».

Из кинофильма этот эпизод выпал полностью и потому разговор Рахимова с Суховым о трубе становится неопределенно-иносказательным. Оба знают о чём говорят, но для зрителя вопрос о “трубе” остается закрытым завесой какой-то тайны. И опять можно понять прямолинейную логику кинорежиссера, выбросившего этот эпизод из фильма: многим либеральным интеллигентам неприятно, что воспринимаемый ими в качестве «исламского фундаменталиста» Абдулла (в прямом значении это имя означает «Раб Бога»), главарь банды оказывается более дееспособным, нежели их предтеча с псевдонимом «Рахимов» (какой псевдоним тоже происходит от одного из наименований Всевышнего в мусульманской культуре) вместе с возглавляемым им отрядом.

Но существуют и более глубокие, подсознательно действующие автоматизмы, оказавшие влияние на принятие такого решения кинорежиссером: в киноповести есть скрытый намек на сговор Абдуллы и Рахимова. Причем намек сделан настолько тонко, что прямо обвинить Рахимова в пособничестве бандитам невозможно, да и авторы киноповести удивились бы, ознакомившись с подобной интерпретацией внешне ироничного высказывания главаря банды:

«— “Этот Рахимов никогда не начинает воевать вовремя, всегда на полчаса раньше”, — недовольно проворчал Абдулла», — будто обвиняя Рахимова в нарушении договорённостей. Действительно подсознанию доступна не только надводная, но и подводная часть “информационного айсберга”, и потому оно глубже оценивает ситуацию; если же это подсознание еще и двух творческих личностей, то в целом оно намного мощнее каждого из них в отдельности и способно оперировать более широкими категориями, чем сознание отдельно взятого В.Ежова или Р.Ибрагимбекова. Другими словами, вне зависимости от намерений авторов киноповести, их коллективное подсознательное на уровне второго смыслового ряда способно выстроить сюжетную линию, в которой будет самостоятельно развиваться процесс, охватывающий социальные явления более высокого порядка, по сравнению с явлениями доступными их сознанию. И только заглянув в этот процесс, зритель или читатель сможет увидеть как в единое целое связываются все нелогичности и умолчания доступного его сознанию сюжета. Да, психический троцкизм и библейская концепция управления — социальные явления одного и того же порядка; да, меж ними действительно существует сговор, но его нельзя воспринимать как сговор двух личностей. Этот сговор обусловлен объективной нравственностью людей, причастных библейским догмам и извращениям психического троцкизма.

Четки — единственная деталь, определяющая причастность Абдуллы к религиозной обрядности и связующая его, как символ, с явлением идеалистического атеизма, одинаково свойственного всем исторически сложившимся религиям, основанным на искажениях откровений пророков, которые обращались к обществам с напоминанием об истинной вере непосредственно Богу — Творцу и Вседержителю. В сцене, выпавшей из киноповести показано главное: четки для Абдуллы дороже и нукеров, которые ему бездумно и беззаветно служат, и жен. Этот эпизод и отдельные, значимые для понимания второго смыслового ряда его фрагменты, выпали из содержания кинофильма не случайно, а как отражение подсознательной приверженности кинорежиссера к мировоззрению калейдоскопа, давшего начало и психическому троцкизму и его главному детищу — библейской концепции управления.

Разговор в фильме Сухова с Рахимовым о “трубе”, через которую следовало бы брать Абдуллу, без эпизода с бегством через подземный ход, подталкивает ассоциативное мышление зрителя в направлении, необходимом коллективному бессознательному, под воздействием которого пытается править матрицу возможных вариантов развития России кинорежиссер Мотыль.

Один из таких вариантов озвучил современный троцкист Г.Явлинский:

«В России система „капитализма для узкого круга ограниченных людей“ сложилась почти сразу на основе стремительного растаскивания богатств бывшей сверхдержавы и полукриминального доступа к огромным природным ресурсам. Именно это определило корпоративный характер отношений Денег и Власти, тип экономической модели после падения коммунизма [29]. Сложилась типичная олигархически-сырьевая модель развития. Власть давала доступ к «трубе», «труба» — деньги.

А деньги приносили ещё больше власти.

Сознательная ориентация на такую модель с самого начала была порочной и развращающей.” (“Известия”№ 112, 1999 г. Г.Явлинский, статья “Азиатский грипп и российская пневмония”, глава “Экономика «трубы»”)