Дело бродяжки-девственницы - [7]

Мэйсон улыбнулся:

– В девяноста девяти случаях из ста он привык, что ждать себя заставляет он. Но сейчас пусть немного посидит, успокоится.

– Он не хочет сидеть, мистер Мейсон. Шагает по приемной туда-сюда, как тигр. Требует немедленно принять его.

– Продержите его еще пару минут. Просто из принципа. Потом пусть войдет.

Когда Джон Эддисон вошел в кабинет, он был не похож на себя. Куда девались его осанка и важность, ранее с первого взгляда позволявшие судить о его значительном и прочном положении в обществе. Сейчас он торопливо, ссутулившись, просеменил в кабинет Мейсона.

Эддисон был коренастым, широкогрудым человеком, всегда тщательно следившим за своей внешностью и одеждой, умевшим вести себя в любом обществе; теперь владелец большого универмага явно чувствовал себя не в своей тарелке, оказавшись в роли посетителя.

– Добрый день, Эддисон, – приветствовал его Мейсон, выйдя из-за стола и протягивая ему руку.

Энергично пожав ее, Эддисон не стал тратить время на обмен любезностями.

– Присаживайтесь, – пригласил Мейсон, – и рассказывайте.

Эддисон взглянул на Деллу.

– Это мой секретарь, Делла Стрит. Она присутствует при всех моих разговорах с посетителями, делает записи и ведет все дела. Ей можно полностью доверять.

– Теперь я никому не хочу доверять, – заявил Эддисон, – я уже поплатился за свою доверчивость.

Мейсон лишь улыбнулся и сел за стол, ожидая продолжения разговора.

Эддисон все еще молчал. Наконец он решил уступить и согласиться с присутствием Деллы.

– Ну хорошо, пусть будет по-вашему. Каждый ведет дела, как считает нужным.

Делла Стрит сидела, положив карандаш на открытую страницу блокнота.

– Ну, так в чем же дело? – осведомился адвокат.

– Меня шантажируют, Мейсон.

– Кто? Каким образом? С какой целью?

– Человек, о котором я раньше ничего не слышал, некто Дундас. Джордж Виттли Дундас.

– Джордж Дундас, вы говорите? Полагаю, что мать назвала его Джорджем в честь Джорджа Вашингтона, надеясь, что это имя поможет ему стать еще одним выдающимся вождем нации. Но он предпочел заняться шантажом.

– Нет, – возразил Эддисон, не приняв его шутки, – насколько мне известно, его зовут Джордж Виттли Дундас. Таким именем он подписался под заметкой в газете. Эту заметку я принес специально для вас.

Наманикюренные пальцы Эддисона дрожали, когда он доставал бумажник и извлекал из него эту вырезку.

– Ясно, – заметил Мейсон, пробегая глазами заметку. – Здесь полно плохо замаскированных намеков. Вот хотя бы: «Кто та молодая женщина, что бродила ночью с другом семьи? Знает ли ее муженек о той консультации, которую она получила у адвоката?» – Мейсон оторвал взгляд от заметки и продолжал: – Обычная бульварная стряпня. Нельзя понять, правда это или нет. А молодая женщина может быть лишь плодом воображения Джорджа Дундаса. Имени-то ее он не называет. Так что, собственно, этот Дундас хочет от вас?

– С самим Дундасом я не говорил. Я говорил с человеком, который представился как Эрик Хенсел. Он сказал, что он репортер и поставляет Дундасу факты для его газеты. Так вот теперь он раскопал какие-то факты против меня.

– Они все хорошо продумали, – заметил Мейсон. – Против Дундаса нельзя выдвинуть никакого обвинения, а свое сотрудничество с Хенселом он может просто отрицать.

– Да, да, возможно, и так, – нервно заметил Эддисон, – но мне наплевать на всю эту механику, главное, что это чистейший шантаж, связанный с той историей с Вероникой.

– Расскажите подробнее, – попросил Мейсон.

Эддисон положил ногу на ногу и поерзал на стуле, принимая удобную позу.

– Проклятье! Просто не знаю, с чего начать.

– С вашего знакомства с Вероникой, – посоветовал Мейсон.

Эддисон выглядел удивленным.

– Откуда вы взяли, что именно ее имеет в виду газетная заметка?

Мейсон лишь молча улыбнулся.

– Ну хорошо, – согласился Эддисон, – можно начать с этого. Это было в четверг, примерно часов в девять вечера. Я ехал домой из пригорода. Когда я увидел ее, она стояла на обочине шоссе с маленьким чемоданчиком в руках. Она не голосовала водителям, но было видно, что она хочет, чтобы ее подвезли.

– И вы остановились?

– Сначала нет, обычно я не беру в свою машину незнакомых. Я проехал мимо, но тут увидел, какая она юная и хорошенькая, и решил, что не могу оставить ее в таком месте, где какой-нибудь сомнительный тип может подобрать ее и воспользоваться случаем… Поэтому я затормозил и подъехал к ней.

– Она оценила вашу любезность?

– Да, начала меня благодарить.

– Продолжайте.

– Естественно, когда сажаешь в машину такую молоденькую и явно неопытную девушку, обязательно завязывается разговор.

– Ближе к фактам, пожалуйста, – попросил Мейсон.

– Сначала она держалась несколько скованно. Но потом это прошло. Я сказал, что гожусь ей в отцы…

– Несомненно, – заметил Мейсон.

– Что?

– Ничего, продолжайте.

– Вскоре она прониклась ко мне полным доверием и поведала свою историю. У нее очень добрая мама, она очень любит ее. Но дочь просто устала от скуки маленького городка, где она жила; казалось, ей никогда не вырваться из рутины такой жизни.

– Что же у нее была за жизнь?

– Да, можно сказать, никакой не было. Отец ее умер. Мать содержит небольшой ресторанчик, скорее закусочную. До Индианаполиса от них около пятидесяти миль, так что от всяких там кинотеатров, дискотек далеко. Она накрывала в ресторанчике столы, мыла посуду, в общем, помогала матери. Такое монотонное существование ее ужасно удручало. Все интересные парни покинули это место, перебрались в большие города, а оставшиеся вообще ничего не стоили, в них не было ни души, ни сердца, ни страстей.