Дело белокурой удачи - [42]

– Все зависит от того, что вы имеете в виду под словом «заходила». Она стояла в дверном проеме.

– Она делала шаг внутрь?

– Да.

– Она закрывала за собой дверь?

– Я… не думаю.

– У вас с собой блокнот, в который вы записывали время?

– Да.

– Я могу на него взглянуть? – спросил Мейсон.

Свидетель протянул блокнот адвокату.

– У вас здесь записано, что в коттедж заходил мужчина, приехавший на спортивной машине, – заметил Мейсон.

– Это было раньше.

– Затем в домик заходил еще один мужчина в темных очках.

– Ваша честь, я возражаю против подобного ведения перекрестного допроса, – встал со своего места Леланд. – Целью моего вызова этого свидетеля было только показать, что обвиняемая заходила в коттедж, занимаемый Борингом, и она последняя видела погибшего живым. Она провела внутри двенадцать минут, а выйдя на улицу, находилась в крайне возбужденном состоянии. Свидетель освежил свою память по заметкам, сделанным во время наблюдения. Мистер Мейсон имеет право допрашивать его по этим записям только с целью подтвердить их истинность. Он не может выходить за рамки допустимого законом и допрашивать свидетеля по аспектам, не поднятым во время допроса свидетеля выставившей стороной.

– Я считаю, что при сложившихся обстоятельствах – это ненужное ограничение в отношении перекрестного допроса, – решил судья Талент.

Леланд продолжал стоять.

– Ваша честь, – снова обратился он к судье, – я не хочу с вами спорить, однако это чрезвычайно важный момент. Мы можем уйти в сторону от главного, если во время перекрестного допроса будет обсуждаться масса побочных вещей. Сейчас проводится предварительное слушание, на котором нужно только показать, что совершено преступление и есть достаточно оснований считать, что его совершила обвиняемая. Это единственная цель предварительного слушания, и от меня, как представителя окружной прокуратуры, больше ничего не требуется.

– Вы желаете выступить по этому вопросу, господин адвокат? – обратился судья Талент к Мейсону.

– Да, – кивнул тот. – Я считаю, что показания этого свидетеля теряют силу без его записей. Я намерен доказать, что его записи неточны, и на этом основании требовать вычеркнуть из протокола все его показания.

– В настоящее время, допрашивая его о других лицах, заходивших в домик, занимаемый Борингом, вы пытаетесь только показать истинность и обоснованность его записей?

– Это основная цель моего перекрестного допроса.

– Возражение отклоняется, – постановил судья Талент. – Вы, несомненно, имеете право допросить его по этим записям.

– Отвечайте на вопрос, – велел Мейсон.

– Мои записи показывают, что один мужчина зашел в домик в восемь вечера и вышел в восемь пятнадцать, другой зашел в восемь двадцать и вышел в восемь тридцать пять, женщина зашла в восемь тридцать шесть и вышла в восемь сорок пять, мужчина в черных очках зашел в восемь сорок шесть и вышел в восемь пятьдесят, обвиняемая зашла в девять и вышла в девять двенадцать.

– Когда вы в последний раз видели погибшего?

– Когда он заходил в десятый домик.

– Вы не видели, чтобы он лично подходил к двери и впускал кого-либо из упомянутых вами лиц?

– Нет… Минутку. Я видел, как Боринг выходил на стоянку и осматривал мою машину, припаркованную там. Это было вскоре после того, как мы оба зарегистрировались в мотеле, еще до того, как он принял кого-либо из посетителей.

– Сейчас я вас об этом не спрашиваю, – заметил Мейсон. – Как я вижу, в ваших записях ничего не указано о том, что происходило после двенадцати минут десятого.

– В то время обвиняемая вышла из домика.

– И в ваших записях больше ничего не отмечено?

– Я тогда прекратил делать записи.

– Почему? Вы знали, что Харрисон Т. Боринг мертв?

– О, ваша честь, я возражаю, – вскочил со своего места Леланд. – Вопрос просто абсурден.

– У свидетеля должна была быть причина, почему он перестал вести записи, – заметил судья Талент. – Я считаю, что адвокат защиты имеет право допросить его насчет сделанных записей. Возражение отклоняется.

– Ну, я прекратил вести записи, когда уехала обвиняемая, потому…

– Почему? – спросил Мейсон.

– Потому что вы, мистер Мейсон, и мой шеф приехали лично в тот домик, в котором я сидел, и вы сами могли видеть, что происходит.

– О, понятно, значит, вы прекратили делать записи, когда я появился в домике, не так ли?

– Все правильно.

– И вы хотите убедить нас в том, что до того момента все записи велись очень точно?

– Да.

– Но ваши записи не показывают время прибытия полицейских. Они также не показывают, в какое время приехала «Скорая».

– Ну, я же рассказал вам об этом.

– Вы не знали, что мы приедем, – заметил Мейсон.

– Я вас ждал.

– Таким образом, вы прекратили вести записи, когда начали ждать нашего приезда?

– Я решил, что нет необходимости записывать, когда приехала полиция и когда приехала «Скорая». Я не за этим следил, а за объектом.

– В ваших записях также не указывается, когда администраторша мотеля вошла в домик, сколько она там пробыла и когда вышла.

– Она просто заглянула внутрь и вышла, поэтому я не посчитал это важным.

– О, значит, вы записывали только то, что считали важным, – сделал вывод Мейсон. – Другими словами, если в домик Боринга входил человек, появление которого вы не считали важным, вы ничего не записывали по этому поводу в свой блокнот?