Дело Ансена - [36]

Не знаю, что толкнуло "пастора" затеять игру с отпечатками пальцев на хлебном мякише, - продолжал Кручинин. - Может быть, сначала он хотел только проверить, имеем ли мы - я и мой друг - представление о дактилоскопии. Быть может, он уже и подозревал: не из пустого же любопытства мы ездили на острова и кое-что смыслим в делах, которыми он занимается. "Пастора" снедало сомнение: опознаю ли я его, если мне удастся получить его отпечатки и сличить их со следами на кастете и на клеенке, которую я, кстати говоря, по оплошности взял при нем со стола в каюте? Увы, тогда я еще не знал точно, с кем имею дело! А на клеенке оставалась вся его левая пятерня, когда он оперся о стол, нанося удар несчастному шкиперу. Может быть, он этого и не заметил, но инстинкт опытного преступника, никогда не забывающего о возможности преследования, заставил его заметать следы "на всякий случай". Именно ради этого он "склонился в молитве" перед телом убитого шкипера. Эта поза, надеялся он, даст ему возможность у меня на глазах стереть рукавом свой след с клеенки. И он действительно несколько раз провел рукавом по клеенке, но все мимо следов. Вообще, такие вещи редко удаются: уж раз след оставлен, так он оставлен. Поздно его уничтожать... Тут, господин "пастор", вы просчитались, несмотря на свой опыт и отличную выучку, полученную в школе Генриха Гиммлера.

- А я никогда там и не был, в этой школе, - насмешливо перебил лжепастор.

- Ах да, простите, - тотчас поправился Кручинин, - я оговорился: вас обучали в системе адмирала Канариса. Но я не вижу тут разницы.

- Это были совершенно разные и даже враждебные друг другу ведомства!

Кое-кто из слушателей рассмеялся. Не мог удержать улыбки и Кручинин.

- Это уточнение делает честь вашей чисто немецкой пунктуальности. Однако властям этой страны, приютившей и обогревшей вас, вероятно, все равно, как звали атамана вашей шайки, Гиммлер или Канарис, - оба они были подручными обер-бандита Гитлера. С вас спросят здесь по законам этой страны за преступления перед этим народом. Для него вы не только военный преступник, подлежащий выдаче, - вы еще и убийца. И оставленные вами следы ведут вас прежде всего в тюрьму этой страны.

- Я не оставлял никаких следов, - поспешно возразил Эрлих.

- Так говорит почти всякий преступник: "Я не оставил следов", - но редкий из них бывает в этом уверен. И практика расследования преступлений, которой я слегка интересовался, почти не знает случая, чтобы хоть где-нибудь преступник не оставил своей визитной карточки... Ведь он не дух, а человек. Чтобы действовать среди вещей, он вынужден к ним прикасаться.

- Говорят, - заметил хозяин отеля, - преступники надевают перчатки.

- Да, некоторые думают этим спастись, но, во-первых, и перчатка часто оставляет след, достаточно характерный для опознания. А во-вторых, невозможно все делать в перчатках. Рано или поздно их сбрасывают, и тогда происходит нечто еще более гибельное для их обладателя. Привыкнув не бояться прикосновений, преступник действует уже не так осторожно и дарит нам целую коллекцию своих отпечатков. Вообще, надо сказать, что если бы идущие на преступление знали то, что знают криминалисты, они редко решались бы на подобные проступки.

- А что знают криминалисты? - с любопытством спросил фогт.

- Они знают, что как бы ни остерегался преступник, какие бы меры предосторожности ни принимал, сколько бы усилий ни потратил на то, чтобы обеспечить себя от улик, это никогда не удается.

- Никогда? - снова спросил фогт.

- Почти никогда, - повторил Кручинин. - Звериный, атавистический инстинкт толкает преступника на то, чтобы как можно тщательнее запутать свои следы. Но в его сознании ни на минуту не исчезает это слово - "следы". Его мозг буквально сверлит эта неотступная мысль: "Следы, следы..." Потом, когда уже все сделано, когда он пытается проанализировать случившееся, доминантой его размышлений над содеянным опять-таки является: "Следы, следы..." Его начинает мучить сомнение в правильности своих действий - и главным образом в том, не оставил ли он не уничтоженных, не заметенных, недостаточно запутанных следов. Чем дальше, тем меньше делается его первоначальная уверенность в том, что он не оставил следов. Только неопытным преступникам кажется, что они не оставили следов своего преступления. Поэтому бывает, что инстинкт, подчас помимо воли и логических рассуждений преступника, толкает его обратно на место преступления - проверить, не оставил ли он следов, а если оставил и если есть еще возможность их уничтожить, то постараться сделать это. К числу таких случаев относится и то, что мы видели здесь: "пастор" явился на "Анну", чтобы проверить, все ли чисто у него за кормой.

Кручинин сделал паузу, чтобы закурить.

- Если так, - заявил пленник, - то почему же вы, вместо поисков убийцы Оле Ансена, занялись игрой в хлебные шарики? Вы же не могли не увидеть следов Ансена на кастете.

- Мы это знаем.

- И знаете, что шкипер убит этим кастетом?

- Знаем.

- Так какого же черта?!

- Тише, тише! Страсти не к лицу такому искушенному человеку, как вы. Сейчас я объясню присутствующим все. Он, - Кручинин кивком головы указал на лжепастора, - принимает нас за простаков, все еще полагая, что ему удастся убедить нас, будто следы пальцев оставлены на кастете при совершении преступления. А в действительности они оставлены на нем задолго до убийства.