Дело академика Вавилова - [20]

Через несколько лет, в годы так называемого культа личности Сталина, давнюю «ошибку» квалифицируют как вредительство, ученому предъявят обвинение в злостных попытках подорвать, разрушить советскую науку. Потом пройдет еще несколько лет, ученого реабилитируют, и камня на камне не останется от давних обвинений. Имя академика Вавилова будет отмыто и очищено от клеветы и наветов. А ошибка? Была ли ошибка? Думаю, что добравшийся до этого места читатель и сам уже может ответить на роковой вопрос.

…По существу, к 1934 году академик Вавилов, сам того не желая, достиг зенита, нет, не научной, но должностной карьеры. Он был неоспоримым первым лицом советской биологической и сельскохозяйственной науки, главным представителем ее на международной арене и основным правительственным экспертом в двух таких важнейших областях государственного значения, как сельское хозяйство и организация науки. Он использовал свое высокое положение для того, чтобы открыть в стране еще один институт — Институт генетики. Для этого учреждения Николай Иванович подбирал особенно квалифицированные кадры: генетика была его любимой наукой. Вскоре новорожденный институт стал по составу научных работников действительно уникальным. Из Америки в Москву приехали «отец искусственного мутагенеза», будущий Нобелевский лауреат Герман Меллер и его ассистент из Аргентины доктор Офферман, а также другой ученик Моргана — доктор Бриджес. Из Софии — Дончо Костов, уже зарекомендовавший себя крупными открытиями по полиплодии. Посетить СССР для чтения лекций согласился и такой видный английский генетик, как Сирилл Дарлингтон.

Мне видятся две силы, которые в начале 30-х годов влекут в Советский Союз наиболее талантливых ученых мира. Прежде всего, конечно, магнетически действовала сама личность Вавилова. Его обаяние было неотразимым. Треть века спустя, когда я вступил в переписку с теми, кто приезжал в СССР, я получил несколько писем, полных безграничной любви к Николаю Ивановичу. Американский генетик Меллер (он подписал свое письмо по старой памяти — «Герман Германович») признался: «Я всегда в высшей степени восхищался Николаем Ивановичем и любил его». А американский генетик Сидней Харланд утверждает даже: «Я был другом Вавилова, вероятно, самым большим другом его за пределами Советского Союза».

Но была еще одна причина, заставлявшая западных интеллектуалов стремиться в Советский Союз в те годы. Запад был охвачен левыми настроениями. Экономический спад в США, приближение фашистской диктатуры в Германии ориентировали интеллектуалов мира на симпатию к СССР. Советский Союз представлялся им государством будущего, страной единственно справедливого общественного порядка. Не станем укорять их за излишнюю наивность, Сталин вел хитрую игру, которая совратила немало лучших людей мира. Из СССР на Запад не проникало никакой реальной информации. В Америке и Англии ничего не слыхали о страшном голоде на Украине в 1932–1933 годах, голоде, который унес миллионы жизней. Туманно звучали сообщения о коллективизации, о высылке на север сотен тысяч так называемых «кулаков», а по существу лучших, наиболее трудолюбивых и культурных сельских хозяев. Не знали на Западе и о массовых арестах агрономов, селекционеров, зоотехников — специалисты сельского хозяйства должны были отвечать за развал земледелия, последовавший в результате коллективизации. Кое-какие сведения, конечно, на Запад проникали, но левонастроенная американская и европейская интеллигенция не желала слышать о «родине социализма» ничего дурного. Симпатии к социализму, к советской системе считались хорошим тоном.

Коммунист и интернационалист профессор Герман Меллер не только организовал в Москве лабораторию мутагенеза и тем дал толчок к развитию нового направления советской генетики, но и живо интересовался марксизмом и даже публиковал в Ленинских сборниках работы о роли диалектического материализма в биологии. Он охотно обучал советских коллег, боролся против расистских бредней германских и итальянских генетиков на международных конгрессах. А когда началась война в Испании, член-корреспондент Академии наук СССР профессор Меллер уехал под Мадрид драться с фашизмом.

В 1933 году, желая помочь молодому советскому хлопководству, Вавилов пригласил в Советский Союз доктора Сиднея Харланда. «Доктор Харланд очень крупный теоретик-генетик, стоящий на уровне мировых достижений и прекрасно ориентирующийся в вопросах эволюции и управления растением», — заявил Николай Иванович, представляя своего спутника сотрудникам Закавказского хлопкового института в азербайджанском городе Гандже. Это было сказано 21 сентября 1933 года. Два генетика, русский и американец, добрались до Азербайджана, проделав на поезде и на машине путь в несколько тысяч километров по хлопковым плантациям Южной Украины, Северного Кавказа, Кубани. День они провели на полях института, а поздним вечером азербайджанские ученые собрались, чтобы послушать выступление гостей.

Вавилов представил американского коллегу, приготовился переводить. От Харланда ждали строго научного генетического доклада. И вдруг, стряхнув с себя усталость и недомогание (в дороге он сильно болел), генетик заговорил совсем о другом: «Я считаю себя так же, как и вы, настоящим пролетарием. Я считаю, что капитализм в целом — враг цивилизации. Я посетил много советских институтов. В них меня поражает молодость. В лабораториях Англии преобладают старцы в возрасте 65–80 лет, в большинстве глухие, которым незачем говорить: они не воспринимают то, о чем говоришь, они потеряли ощущение новых идей. Вы же молоды и полны энтузиазма. Я рад говорить с вами, потому что вы молоды».