Дело №306 - [15]

Лейтенант набросал план обвинительного заключения и, взяв дело № 306, поднялся, чтобы пойти к Градову. Зазвонил телефон. Он снял трубку.

— Лейтенант Мозарин слушает.

— Здравствуйте, товарищ оперативный уполномоченный. Говорит Грунин.

— Здравствуйте.

— Я все насчет той машины. Понимаете, просто мучаюсь… Я ведь смотрел на этот автомобиль, когда он под дождем сворачивал в переулок. В некоторых местах с него будто серебристая краска сходила.

— Благодарю вас, гражданин Грунин, — сказал Мозарин. — Мы уже знаем, что машина была синего цвета.

— Ну, тогда простите, до свиданья.

— Минутку. Вы можете нам понадобиться. Как у вас обстоит дело с жильем?

— Сегодня вечером обещали номер в «Москве».

— Очень хорошо. До свиданья.

Мозарин еще не видел Градова после допроса Людмилы. Когда Михаил вошел в кабинет, Градов нервно шагал по комнате и, доходя до угла, по военной привычке резко поворачивал «кругом».

— Вчера думал, сегодня думаю! — сказал майор, подойдя к своему столу, и вдруг хлопнул по нему рукой. — Всё против Иркутовой. Всё! А не она, чувствую, что не она!

Мозарин не раз убеждался, как профессиональный опыт, соединенный с интуицией, — шестое чувство, как говорят, — помогает оперативным работникам. Но улики против Иркутовой были настолько неоспоримы, что молодой офицер только руками развел.

— Что ж, — вздохнул он, — полагаюсь на ваш опыт! Но у меня его нет, и я брожу в потемках.

— А ну-ка, садитесь, лейтенант, — велел Градов, продолжая шагать по кабинету. — В следствии всякое доказательство рождается из факта, наблюдения, опыта. Это закон логики. Безусловно, со временем вы будете обладать профессиональным опытом. Но мой долг предупредить вас: факты бывают коварны. Иногда внутреннее убеждение протестует против, казалось бы, очевидного факта. В таком случае надо еще и еще раз проверять и проверять. Как в науке, где не всегда «голый» общеизвестный факт приводит к истине. В самом деле, лейтенант, в следствии мы должны установить причину преступления, правильно объяснить действия, скажем, подозреваемой Иркутовой, свидетельницы Былинской, пострадавшей женщины. Но объяснить, не только придерживаясь той или иной статьи Уголовного кодекса, а смотря на все глазами исследователя и человека, долг которого — оберегать советское общество. Понятно?

— Понятно, товарищ майор. Но ведь улики против Иркутовой очень убедительны!

— Конечно, косвенные улики против Иркутовой серьезные. Если принять во внимание ее характер, прежний наезд на человека, отсутствие всякого алиби, то улики, честно говоря, прямо неотвратимые! На вашем месте я тоже был бы в недоумении. — Майор заложил руки за спину. — Помню, когда я начал работать в Уголовном розыске, то все пытался действовать по формуле, которую приписывают Цицерону: кто, что, когда, где, зачем, с помощью кого, каким образом.

— Погодите, товарищ майор, — попросил Мозарин и, вынув блокнот, стал быстро записывать формулу.

— Тогда уж добавьте к первому вопросу этой семичленной формулы еще один, который необходимо задавать себе во время расследования преступления: quiprodest? — кому выгодно или полезно? Кстати, запомните, что в двести седьмой статье нашего Уголовно-процессуального кодекса говорится, что обвинительное заключение можно писать, приблизительно придерживаясь ответов на эти вопросы и вдобавок еще указывая статью Уголовного кодекса, по которой привлекается обвиняемый.

— Спасибо, товарищ майор! Я записал.

— И вот, действуя только по этой формуле, я стал попадать впросак… Что за черт! Все как будто правильно, а толку не получается. Тогда мой учитель — полковник Аниканов — и сказал мне то, что я вам минуту назад говорил: эта формула годится только для установления фактов, а для правильной оценки их нужно коммунистическое мировоззрение и внутреннее убеждение. А я не убежден в виновности Иркутовой. Нет, не убежден!

— Но вы же сами заявили, что улики против нее почти неотвратимы?

— Да, лейтенант. А вы думали над тем, что такое улики?

— Думал, применительно к розыску машин.

— А тут встает вопрос об уликах против человека. Я, пожалуй, прочту вам, что по этому поводу писал замечательный русский дореволюционный судебный деятель Анатолий Федорович Кони. — Градов подошел к книжному шкафу, взял второй том книги Кони «На жизненном пути». — Ну вот, — сказал он, перелистав страницы и найдя нужное место, — слушайте! «Улики — это обстоятельства, которые лишь в известной совокупности, связанные между собой цепью умозаключений и логикой фактов, могут составить доказательство. Это отдельные кусочки, разноцветные камешки, не имеющие ни ценности, ни значения, и только в руках опытного, добросовестного мастера, связанные крепким цементом мышления, образуют более или менее цельную картину. Таким образом, для пользования косвенными уликами необходимо употреблять более сложный метод, необходимо в каждом отдельном случае устанавливать надлежащие между ними соотношения».

Майор закрыл книгу, поставил ее на место.

— И вот, — продолжал он, — я перебираю неотвратимые улики против Иркутовой. При этом не забываю, что она учится в Театральном институте, а стало быть, обладает фантазией, умеет до известной степени перевоплощаться. Но я спрашиваю себя: могла ли такая девушка, задавив человека, удрать и немедленно, как по нотам, разыграть угон собственной машины? И отвечаю по совести: нет, не могла! Да она была бы так потрясена, что ей и в голову не пришло бы сразу замести следы. Вспомните, как она подбежала к перепуганной девочке. Нет, угнать машину мог только опытный, хладнокровный человек.