Дельфиний мыс - [31]

- На, и отстань! - Отец, спрятав руку за спину, чтобы никто из сослуживцев не заметил, ловким движением сунул ему в ладонь две бумажки и побежал за подносом.

Глава 13 ПЕЛАГЕЯ

Одик с сестрой возвращались домой.

У калитки стоял Виталик с тремя незнакомыми мальчиками. Наконец-то!

А то можно было подумать, что, кроме индюков, ему и дружить не с кем. Мальчики о чем-то говорили. Они были чисто одеты, аккуратно причесаны и с вежливыми глазами.

- Привет, - сказал Одик, направляясь к калитке.

Мальчики уступили им дорогу и сразу замолкли.

- Приходите еще, - услышал Одик за спиной. - Я вам не то покажу…

Не успел Одик с сестрой дойти по дорожке до дому, как Виталик догнал их.

- Гости были? - спросил Одик.

- Да… Очень хорошие мальчики. Видел Сережу Рукавицына? Он в панамке и вышитой рубашке. Его папа директор "Горняка".

- А что это?

- Ну и память у тебя! Ведь говорил же, есть такой дом отдыха, и они большие друзья с моим папой.

- А-а, - сказал Одик. - А кто другие ребята?

- Разные… Папа Вити работает в городском… - И вдруг, подумав о чем-то другом, Виталик спросил: - А вы что, дружите с ними?

- С кем? - спросил Одик.

- Да с этими… Они на всех тут наводят страх… Мы с папой ненавидим их.

- Значит, это другие, - сказал Одик. - Мои знакомые искали амфору в бухте.

- И ты им веришь? - Виталик с жалостью посмотрел на него, склонил голову и почесал плечом ухо.

- Я сам видел. Они все время ныряли и достали ее, а сегодня носили в музей. - О том, как их приняли в музее, он умолчал.

- Делать им больше нечего, - сказал Виталик. - Бездельники. Нахалы.

Одик перевел разговор на другое. Он до сих пор, признаться, не мог до конца понять, почему Виталик и все его семейство так не любят мальчишек. Он снова решил позвать его к морю. Виталик сказал, что сходить он не против, надо только дождаться механика из телеателье: иногда на экране телевизора прыгает изображение.

- А Пелагея ведь дома.

Виталик посмотрел на него как на недоразвитого.

- Доверься ей! Вечно испортит все и напутает.

- Но она ведь старенькая уже.

- Много ты знаешь! Пятьдесят три - разве это старость?

Одик поразился: ей пятьдесят три? А он думал - семьдесят, не меньше!

- Отлынивает от работ: таких больше нет в папином семействе.

- А она что, ваша родственница?

- Немножко. - Виталик замялся. - По папиной линии.

- Кем же она приходится папе?

- Сестра… Только ты не думай - у них ничего общего нет… Папа энергичный и умный, а она… - Он вдруг словно прикусил язык: из-под черешен вынырнула Пелагея в неизменном белом платочке и длинном, до земли, темном грязном платье; лицо у Виталика сразу застыло. - Тебя кто звал? Подслушиваешь все?

Одику стало стыдно за него. А если бы слышал Георгий Никанорович, как он разговаривает с Пелагеей? Хоть бы его, Одика, постеснялся.

- Зачем мне, детка, подслушивать тебя, - сказала тетка и почему-то показала большой палец правой руки. - Я сымала с ящика с-под клубники крышку…

Виталик вдруг захохотал и с торжествующим видом посмотрел на Одика.

- Когда ты говорить правильно научишься? Какой уж год из деревни, а все "сымала", да "лётают", да "наскрозь"…

У Одика что-то заныло внутри.

- Ну чего тебе? - спросил ее Виталик. - Что из того, что ты "сымала" крышку?

Пелагея опять показала большой, черный, весь в земле палец.

- Скабку загнала… И несподручно левой вытянуть… Как бы не заядрило…

Виталик сморщился и посмотрел на ее палец.

- Иди мой руку, и только живо, а то мне некогда.

Пелагея отвернулась от них и косовато, левым плечом чуть вперед, как всегда ходила, скрылась в зелени сада.

- Ну зачем ты с ней так? - спросил Одик. - Ведь обиделась, наверно.

- Она? - искренне удивился Виталик. - Ты ее не знаешь! Устроилась на тепленькое место, питается почти так же, как и мы, а никакой благодарности. Будто папа обязан был брать ее из деревни и поить-кормить до смерти. Он думал, она будет его помощницей, а она… Она и занозу эту засадила-то нарочно, чтобы не работать.

Одик был ошеломлен и не знал, что сказать.

- А мне жалко ее, - проговорил наконец он и вздохнул. - Она такая худая.

- Ты ничего не понимаешь… Худые - они всегда крепкие и здоровые. А вы с отцом со своими телесами долго не проживете. И еще вы совсем безвольные. Не разбираетесь, что к чему… "Жалко" ему!

Одик был разгромлен: что-то в словах Виталика было и верно. Не отец ли подсказал?

У Одика упало настроение.

- А ты сказки Пушкина читал? - спросил он вдруг у Виталика, чтобы опять перевести разговор на другое.

- Кто ж их не читал! - слегка даже рассердился Виталик. - Все прочитал. Давно уже. Папа сказал, что я должен быть начитанным. Специально для меня их из Москвы выписал. Я и сейчас кое-что помню наизусть, и папа, как будто я маленький, просит меня рассказывать, когда к нам приходят гости. И особенно это место: "Князь у синя моря ходит, с синя моря глаз не сводит; глядь - поверх текучих вод лебедь белая плывет…" Помнишь?

- Помню. - Одик посмотрел на блестящие листья абрикосов, за которыми скрылась Пелагея, и зевнул.

Родители и сестра - она давно убежала от Одика - были у моря: ему не захотелось одному тащиться на раскаленный пляж, и он прошелся по асфальтированным дорожкам сада. У каменного сарая на перевернутом ведре сидела Пелагея и, приблизив к глазу палец, пыталась вытащить занозу. Одик подошел к ней.