Делегат грядущего - [202]

Я рассмеялся:

— Ну, хотелось им посмотреть. Ты что, с ними ездил!

— Нет. Переводчица мне рассказывала. У меня с несколькими переводчицами дружба теперь!..

— Хорошо. Ты все узнал, все видел, со всеми познакомился. А к чему тебе это?

— Хо! Хо!.. Я теперь их книги читать буду!

— Где ты возьмешь их?

— В библиотеке достану! По-арабски мой дед прочтет, он скоро приедет из Бухары, он хорошо по-арабски читает. Урду и пушту он тоже немножко знает… Вот по-английски трудно… Сколько, вы думаете, времени надо, чтоб научиться?

— Как учиться станешь.

— А я отличник! Быстро!

— От тебя зависит, дружок, года три понадобится.

— Э! Это слишком долго. За год я научусь! У нас учительница хорошая. И еще есть такая переводчица — Галя Михайлова, знаете? Она преподает хинди в школе номер двадцать четыре. Я познакомлюсь с ней, попрошу. Научит?

— Кто тебе, такому напористому, откажет!

— А вы завтра на стадионе «Пахтакор» будете? На митинге?

— Буду..

— Вы тогда на меня смотрите. Я там в спортивных упражнениях участвую.

— В каких?

— С кольцами… Как увидите, значит там и я… От трибуны направо смотрите. Мы долго тренировались!

— А много вас будет там?

— Много! Наверно, тысяча ребят и девушек! Ну, вы меня все-таки рассмотрите! Я не подведу. Ладно? И Мишка будет, и Ким — кореец из нашей школы!

Мне было весело вести такой разговор с Улугом. Но мы приблизились к виноградникам — колхозники срывали гостям крупные гроздья винограда. Ко мне подошел Гурбахш Синг, и мой Улуг скромно отошел в сторону. Озирая плодородную долину, изрезанную арыками, тополя, «туннели» виноградников, Гурбахш Синг заговорил со мной о том, как этот пейзаж напоминает ему Среднюю Индию, — ему кажется, будто он сейчас у себя на родине…

После обильного обеда на веранде дома председателя колхоза и после танцев перед верандой, в которые сила общего веселья вовлекла даже стеснительную Прабхджот Каур и многих мужчин-индийцев, Улуг в саду снова завладел мною, — я охотно уединился с ним у цветника роз.

К столам, заваленным яствами, Улуг, должно быть, из гордости не подходил и потому с аппетитом жевал теперь пышную пшеничную лепешку, задавая мне самые неожиданные вопросы. Все чувства Улуга были выражены в его больших темно-карих правдивых глазах, во всем его тонком, возбужденном лице.

Он недоумевал:

— А почему у корейцев так много книг, а у африканцев совсем мало? Ведь все народы равны?

Он откровенно гордился:

— Вот конференцию ведут на пяти языках: русском, английском, французском, арабском и узбекском. Значит, наш узбекский язык тоже самый главный?

Он иронизировал:

— А почему они путают: Маковский, Чайковский, Чуковский? А Симонов теперь тоже стал узбеком?

Он возмущался:

— А почему у нас все советские страны — цельные, а за границей разделены на две части: Вьетнам, Корея, Германия? Индия и Пакистан? Китай и Тайвань?.. Ведь это ж народам плохо?

Вопросы следовали без всякой последовательности:

— А почему раньше в Ташкенте не бывало таких конференций?

— А почему дагомеец сам продает свою книжку? Он что, спекулянт?

На этот вопрос я так ответил Улугу:

— Нет… Он честный. Но он очень бедный: ты разве забыл, что он из страны, где колонизаторы национальных писателей даже в тюрьмы сажают? Ему, может быть, пришлось залезть в долги, чтобы прилететь сюда?

Улуг смутился:

— Ну, тогда я тоже у него куплю книжку… Ведь это будет для пользы мира?

Наконец, и я задал вопрос Улугу:

— Кто тебе понравился больше всех?

Улуг ответил вполне уверенно:

— Бенджамен Матип!

— Почему?

— Он знает, чего он хочет! Я бы поехал с ним в Африку, чтобы всю жизнь помогать ему!

— А ты с ним познакомился?

— Нет… Я стесняюсь… Он очень хороший!

Нашу беседу прервала колхозная детвора. Увидев жующего лепешку Улуга, ребята подошли к нему.

— Ты из города?

— Из города.

— Идем с нами пить чай.

Улуг вопросительно взглянул на меня.

— Иди, — улыбнулся я. — Тебя же зовут как гостя.

— Хоп! Я попью чай и опять к вам подойду. Можно?

Но, включившись в шумную и веселую толпу делегатов, я в тот вечер больше не увидел Улуга. Мне было интересно смотреть, как индийские гости, прощаясь возле автобуса, обнимались и целовались с колхозниками. И как дружески расцеловался Гурбахш Синг с председателем колхоза Героем Социалистического Труда Абдуллаевым.

Гурбахш Синг был очень весел. Перед тем здесь, в колхозе имени Калинина, произнося во время обеда тост, он сказал:

— До этого я никогда не танцевал, но в вашей стране меня однажды заставила танцевать девушка. И теперь я готов опять танцевать! До этого я никогда не пил вина, но ваш виноград заставил меня забыть этот запрет.

На обратном пути в автобусе Улуга не было. Уж не знаю, как добирался он до Ташкента!

6

На следующий день — в последний день конференции — я увидел Улуга против большого фонтана, на залитой солнцем Театральной площади. Вместе с тремя хорошенькими школьницами в коричневых форменных платьях и белых фартуках он сидел на садовой скамье, окруженный толпой делегатов-индийцев и африканцев. Улуг сосредоточенно вертел в руках что-то весьма интересовавшее их.

Подойдя ближе, я увидел, как один из них, приняв из рук Улуга новенький, должно быть только что купленный фотоаппарат ФЭД, старался задвинуть крышку над заложенной пленкой, но не попадал в паз.