Делегат грядущего - [201]

Он смотрит на наших гостей как хозяин! Он по-хозяйски запоминает их внешность, их жесты, слова и поступки, уверенный, что еще будет иметь с ними общее дело. Он знает, что мир, за который мы боремся, — это его мир, в котором он будет жить, любить, дружить, действовать и который он никому никогда не отдаст, потому что все эти люди, которых он видит и так пытливо изучает на конференции, — его друзья, в какой бы стране они ни жили, к какому бы народу ни принадлежали!

Я знаю теперь, чьим делегатом был на ташкентской конференции любознательный школьник Улуг. На этой конференции он был подлинным и полноправным делегатом грядущего!..

Для любознательных читателей, конечно, было бы лучше, если бы я во всех подробностях описал дальнейший ход конференции, все мои последующие встречи с Улугом, рассказал бы, как, вплотную познакомившись с ним, я побывал у него дома, в гостях, а потом и в тон школе, где учится он. Я прекрасно сознаю, сколько возможностей не использовано мною в моем рассказе. Но… все дело в том, что мне совсем не хочется восполнять писательским домыслом то, чего не довелось мне узнать в действительности.

Работа конференции оказалась столь напряженной, что каждый из ее участников в один прожитый им день как бы вкладывал содержание нескольких дней. Столько встреч, столько дел оказалось у каждого, что и на нормальный сон не хватало часов. Кипучий круговорот этих дней закрутил всех имевших отношение к конференции. В радостном нервном напряжении люди встречались и расставались, порой не успев поздороваться и попрощаться. Всем представлялось, что впереди еще много времени для более тесного общения, для разговоров неторопливых и всеобъемлющих.

А когда конференция тринадцатого октября вдруг как-то неожиданно для всех сразу закончилась (хотя дата ее закрытия была заранее хорошо известна), то оказалось, что билеты на самолеты уже куплены и все разлетаются в разные стороны: часть делегатов улетает в свои родные страны, другие, группами, летят в Казахстан, в Туркмению, в Таджикистан, в Москву, — приглашенные различными организациями, ожидаемые трудящимися многих городов…

На следующий день после закрытия конференции и я улетел в Таджикистан, где начиналось празднование юбилея 1100-летия со дня рождения Рудаки — великого поэта древности, чья могила немного лет назад была разыскана старейшиной современной таджикской литературы Садриддином Айни. Там, в горном кишлаке Панджрудак, на притоке горной реки Зеравшан, должно было состояться торжественное открытие мавзолея Рудаки, и туда предстояло мне отправиться с многочисленными гостями, среди которых оказались и уже хорошо знакомый мне Гурбахш Синг, и китайский писатель Гэ Бао-цюань, и наши московские писатели: Н. Тихонов, Вера Инбер и, конечно, писатели Таджикистана…

Мне не удалось побывать ни в гостях у Улуга, ни в его школе. Мне не удалось узнать все подробности биографии юноши, ставшего столь милым моему сердцу.

Накануне закрытия конференции было воскресенье. Этот день, объявленный днем отдыха участников конференции, все мы проводили в пригородных колхозах Ташкента. Вместе с делегатами Индии, Пакистана, Афганистана, вместе с гостями из Венгрии и Румынии я отправился в колхоз имени Карла Маркса Калининского района. Автобус и его шофер были теми же самыми мне знакомыми, и в кабинке шофера я опять увидел Улуга. Со мной поздоровался он как со старшим своим старым другом, но все-таки шепнул мне:

— Вы не говорите никому про меня, ладно?

И я выполнил желание мальчика. Вместе с нами осматривал он сначала животноводческую ферму колхоза, с видом знатока трогал электродоильные аппараты, переводил стрелку на подвесных рельсах передвижных силосовых кормушек, пил молоко, которым угощали в этот жаркий день гостей веселые, приветливые доярки. Потом вместе с Улугом я отстал от всех направившихся к виноградникам индийцев и, бредя вдоль арыка под тутовыми деревьями, завел с мальчиком, счастливым и возбужденным, беседу. Он уже знал по именам всех индийцев, он, как взрослый, рассуждал со мной о речи известного бенгальского писателя Саньяла; о том, как поэтесса Прабхджот Каур и Долли Сахиар в час открытия конференции обошли в своих нарядных сари стол президиума и, по старинному индийскому обычаю, обрызгали всех сидящих за ним душистою амброй, желая высокому собранию удачи.

— Ты доволен всем, что ты видел? — спросил я Улуга.

— Вы всё не хотите ко мне прийти, — ответил он, — я понимаю, вам некогда, а вы все-таки… Ну, пожалуйста, приходите!.. У меня дома есть глобус, и на стене прибита большая карта. Я теперь нарисовал на карте кружки и написал, где какой делегат живет… Вот только, понимаете, например, ОАР — это значит Объединенная Арабская Республика, ну, вместе Сирия и Египет, а вот, например, Абдель Рахман Эль Шаркави и Али Хашим Рашид где живут? В Сирии или в Египте? Не знаете?

— Знаю, мой дорогой. Первый — в Египте, второй — в Палестине.

— Хоп, спасибо! Там я их и помещу теперь… А зачем они ездили на старое кладбище и на базар? Что у них — своих нет?

— Откуда ты знаешь?

— Я все знаю! Взяли машину и поехали… И еще мечеть на базаре осматривали. Это что, тоже борьба за мир?