Делегат грядущего - [199]

Мне кажется, не будет большим преувеличением сказать, что о конференции Улуг знал больше всех в Ташкенте. Запоминая все, наблюдательный, устремленный к поставленной им перед собою цели, он был уверен, что уже нет такой силы, какая могла бы извлечь его из бешеного круговорота событий, в центр которых он погрузил себя со всем романтическим азартом юности!

5

…Наступило 7 октября — день торжественного открытия конференции. Оно было назначено на шесть часов вечера, а в четыре часа дня во всех залитых светом залах театра оперы и балета имени Навои открылась книжная выставка… Вместе с Николаем Тихоновым и секретарем Комитета защиты мира Котовым я расхаживал, переходя из зала в зал, от витрины к витрине среди сотен других посетителей. Я не сомневался, что Улуг где-нибудь здесь, но нигде не видел его. Тихонов особенно интересовался витринами Грузии, Индии, Пакистана, Цейлона. Из множества присланных всеми советскими республиками книг выставлены были немногие — даже в этих огромных помещениях не хватило места и надлежало в первую очередь предоставить витрины литературам тех многих десятков стран Азии и Африки, которые прислали на конференцию своих представителей… Японский альбом с фотографиями Нагасаки и Хиросимы, яркие проспекты с цветными фотографиями аквалангистов Цейлона, охотящихся за диковинными рыбами и морскими животными; иллюстрированные издания Китая, виды Каира, Дамаска, Багдада; дворцы и священные слоны Камбоджи; флотилии лодок на бирманском озере Инла привлекали особенное внимание тех ташкентцев, которые не могут прочесть на чужих языках даже названия книг.

Вход на выставку строго ограничен пригласительными билетами, Улуга нигде не видно, и мне даже как-то скучно без этого мальчика.

Не вижу я его, понятно, и в переполненном зале, в час торжественного открытия конференции, — ни на местах делегатов и публики, ни в ложах прессы. Вот уже сказал вступительное слово Шараф Рашидов, назвал глав делегаций, и они, один за другим, под рукоплескания всего зала, атакуемые фотографами, прошли к столу президиума, заставленному флажками всех стран и огражденному белой стеною астр… Произнес большую речь Мухитдинов, а Борис Полевой огласил приветственные телеграммы от Чжоу Энь-лая, Неру, Бандаранаике и У Ну… Я скольжу взглядом по рядам, думаю о великом значении для дела мира всего происходящего здесь и, между прочим, ловлю себя на том, что взгляд мой все-таки ищет самого незначащего здесь человека — узбекского школьника Улуга… Вход в зал — по делегатским билетам и пропускам, иначе все четырехмиллионное население Ташкента устремилось бы в этот зал. Как может проникнуть сюда маленький самозваный «делегат» — Улуг?

Я знаю: делегатов будут приветствовать ташкентские пионеры. Они, нарядно одетые, зажимающие в своих объятиях огромные букеты приготовленных для гостей цветов, нетерпеливо ждут сейчас своего часа у фонтана на Театральной площади… После речи Н. Тихонова, после приглашения к столу президиума только что прилетевшего в Ташкент делегата Пакистана, Хафиза Джаландхари, объявлен перерыв, и я — на площади — обхожу ряды построенных в несколько шеренг девочек и мальчиков — пионеров. Улуга среди них нет. Что случилось с ним?..

Может быть, читателю покажется это странным, но, слушая во время концерта хоровую песню «Гибель «Варяга», глядя на танцы узбекских девушек, я неизменно возвращаюсь мыслью к тревожащему меня вопросу: где же мой маленький «делегат»? Как, не попав сюда, переживает он свою неудачу? Ведь для него это крушение всех надежд!

И утром следующего дня первый, кого я ищу глазами, слушая речь обернутого оранжевой тогой, бритоголового, шоколаднолицего цейлонца, — все тот же мой маленький знакомец, которого не видно нигде. Перекрещиваются, обжигая глаза, лучи юпитеров, звучит английская речь цейлонца, блистает лилейно-белой национальной одеждой председательствующий — глава делегации Индии. Надвинув на уши мембраны маленьких, висящих на груди белых радиоприемников, все делегаты вслушиваются в речь, каждый выбрав для себя один из рабочих языков конференции — русский, английский, арабский, французский или узбекский… А моего Улуга здесь нет.

После горячей, страстной, полной революционной энергии, требующей «излечения от рака империализма» речи стройного, высокорослого камерунца Бенжамена Матина я выхожу в фойе и затем — на площадь.

Среди толпящихся людей я вижу здесь знакомое лицо того шофера, который вел автобус с индийскими делегатами в техническое училище. Я подхожу к нему и без обиняков спрашиваю:

— Скажите, где тот мальчик — Улуг?

Шофер смотрит на меня с недоумением и еще не сообразив, что ответить, протягивает указательный палец куда-то к крыше театра. Спохватившись, молчит и, круто повернувшись, смешивается с толпой.

Теперь недоумеваю я. Вхожу в театр, поднимаюсь по лестницам, обхожу залы с книжными витринами, где и в этот час толпятся люди, выхожу на галерею, ищу… Внизу видна сцена с сидящими за столом перед национальными флажками главами делегаций. От трибуны в громе аплодисментов отходит женщина Ганы — нарядная в своем экзотическом одеянии, черная, удивительно стройная Теодора Эфуа Сатерлэнд. Нечаянно кинув взгляд на маленькую ложу под потолком, откуда расходятся лучи осветительных аппаратов, я вдруг в случайной догадке устремляюсь вниз, вверх, по разным переходам, — туда.