Делай, что хочешь - [57]

Глава 14. Свидетельство грозы

– Ну что, переживаешь?

Услышав этот вопрос в первый раз, я не понял, о чем речь, хотя заверил, что «переживаю» и даже изо всех сил: лицо вопрошателя ясно выражало одобрение. Оказывается, волноваться мне полагалось из-за лекции. «Такой молодой!» Наверное, лекторов здесь представляли седобородыми и в очках. Нисколько я не волновался. Какой должна быть лекция, чтобы ее благополучно дослушали, готов объяснить любому профессору. Во-первых, короткой. Если по самой сути она короткой быть не может, надо порезать ее на куски. Во-вторых, сюжетной. Высшее мастерство – интрига мысли. Но от меня сейчас таких взлетов не требуется, хватит и драматической истории. В-третьих, надо постоянно тормошить слушателей, чтоб не спали, а участвовали. В-четвертых, ни в коем случае не нудеть по написанному.

Историю, которую собирался рассказать, я отлично помнил и знал – и не только из газет.

Но утром перед лекцией спокойствие полетело кувырком и разбилось вдребезги. Его опрокинула посетительница, которая очень нежно постучала, очень плавно вошла, очень странно заговорила – и робко, и нахально. «Ах, Алексаааандр, в газете написано, что вы принимаете на дому. Не беспокойтесь, я черным ходом. Кажется, никто не видел. Ах, мне надо посоветоваться». Белое платье, белая шаль, черные запухшие глаза, толстые щеки. Кто это? И вдруг словно ледяной воды налили за шиворот.

– Мадам Луиза, я вас не приму. Ни здесь, ни в конторе.

– Ах, Александр, хотя бы выслушайте. Вы же мой дорогой клиент…

– Мадам Луиза, измените форму обращения, у меня есть фамилия. Не приму и слушать не стану.

– Но почему, за что? У меня все законно, мой пансион признан местными властями …

– Посоветуйтесь с ними о ваших трудностях.

– … и ваша сестра меня поддерживает.

Следовало, наверное, завопить: «И не упоминайте о моей сестре!»

– Мадам Луиза, если вы намерены оставаться здесь, то уйду я.

Поджала губы и щеки. Оскорблено удалилась.

Мысли закрутились клубком. Никаких сомнений, что слушать ее нельзя и ни единого совета давать ей нельзя. Это смерть репутации. Это позор навсегда. «Бюро Александра Нермана? Того самого, что был советником в публичном доме?» – обязательно скажут. Могу назвать, кто именно. Не промолчат и о дяде: «Его племянник консультировал знаете кого?» – «Не может быть!» – «Достоверно».

Спустился в зал таким взбудораженным, что у стойки народ стал смеяться и подбадривать.

Слушателей собралось … заставляя себя успокоиться, принялся их считать. Досчитав до тридцати, поймал вертящийся клубок нервов. Отпил из стакана. Не разобрал, вино или морс. Площадь стихла. Шаг вперед. Начали.

– Дорогие земляки…

Так, говорить чуть громче и ниже тембром.

– … спасибо, что собрались послушать меня. Мне хотелось бы обсудить с вами одну драматическую историю, которая задает нелегкие вопросы.

«Свидетельство грозы» – так назвали это дело, когда оно было раскрыто. Ужасное преступление потрясло столицу. Найти изверга во что бы то ни стало! – требовал глас народа.

Трагедия произошла в дальнем пригороде, в таком месте, которое у местных жителей считалось (Чуть тише, медленнее) – «нехорошим». На излете диктатуры там начали строить нечто грандиозное – мемориал поклонения славе. Воздвигли монумент диктатору. Какие-то арки для колоколов вечности. (Пауза. А теперь другим тоном и быстрее) Дорогие земляки. Может, кто-нибудь объяснит, что это такое, колокола вечности?

Секунда тишины. Потом легкий гул и движение. Никто не знал толком. Вот и верь после этого в неодолимость пропаганды. Наконец, два голоса из задних рядов – поочередно: «Это по праздникам звонить… столько раз, сколько лет диктатору… нет, диктатуре… в смысле, что она будет вечной… песня такая была… да, учить заставляли». Песню вспомнили еще несколько голосов – неуверенным речитативом:

Потомки услышат и сотый удар,

И тысячный в небо взовьется.

То песнь диктатуре! Она никогда,

Она никогда не прервется.

Смех. Сначала негромкий, потом раскатившийся. Отлично.

– Вот оно что. Спасибо. Никакого сотого удара. Истукана свалили и увезли. Остался постамент и три кирпичных арочных проема.

Ровно год назад после невиданно знойных дней разразилась страшная гроза. Молния ударила в постамент и расколола его. (Пауза, вздох) А рядом нашли погибших, старика и мальчика лет десяти, деда с внуком. Сначала подумали, что их убило грозой. Но потом увидели, что старик застрелен, а мальчик задушен. Убийство с ограблением. Со старика убийца снял пояс с деньгами.

Душераздирающие подробности: размокшие свертки, кулечки с конфетами, красный ботиночек в грязи. Внучке купил. Рыдающая семья рассказала, что старику, он был резчик по камню, в тот день причиталось получить расчет и наградные за большую работу. Он взял с собой внука. Побаловать мальчонку в городе. Понятно было, что на пути домой их застала гроза, они хотели укрыться под аркой, а там либо уже прятался, либо потом появился тот, кто позарился на тугой пояс. (Тишина не шелестнет. Слушают!)

Никаких следов. Все смыло ливнем. Но за поиски взялись железной рукой. Трясли всех окрестных жителей, кто когда-нибудь в чем-нибудь был замечен. Безрезультатно. Но случилось вот что. В соседнем поселке в амбулаторию пришли два брата и пожаловались, что их «долбануло громом» и теперь с ними «чего-то не того». И следователя осенило. Убийца мог попасть под разряд, когда молния разбила пьедестал. Он тихо забрал этих двоих в тюремную больницу, а его агенты стали прислушиваться и приглядываться, не «долбануло» ли еще кого из местных. Эти братья были люди темные, подозрительные и не могли внятно объяснить, где их ударило. «Возле забора. – Возле какого забора? – На дороге у забора вдруг волосы встали дыбом – и долбануло» У старшего брата по виду никаких повреждений, а у младшего большущий синяк на спине. Следователь устроил представление. В мрачно-торжественной обстановке этот синяк долго фотографировали. А на следующий день он показал подозреваемому фотографию. Размытую, подсиненную фотографию места преступления. И сказал, что есть такое явление – фотографирование молнией. Если разряд ударил их возле какого-то забора, то почему у него синяк таких странных очертаний, похожих на три арки и постамент? Заподозренный молчал и за голову хватался. А следователь наседал. Говорил: если признаешься, добьюсь тебе снисхождения, виноватым выйдет твой брат. Если будешь упорствовать, оба получите пожизненное. В рудниках! Там еще пожалеешь, что у нас нет смертной казни! И он признался. И у них действительно при обыске нашли такую сумму денег, какой по их доходам вроде не могло быть. Но старший стоял намертво, хотя следователь и грозил ему, и снисхождение обещал. Нет, нет и нет. Это оговор. Душегубства на себя не возьму. «А деньги откуда? – Скопили… – Твой брат признался. – Он спятил! Нас там не было. А ружья или пистолета у нас отродясь не водилось» Расспросы подтверждали: не водилось. Все это шло тихо. Следователь подгонял агентов: ищите, ищите! И однажды они услышали еще об одном человеке, который спьяну сболтнул, что в ту грозу ему от небесного огня метка осталась. Его немедленно схватили. От небесного огня у него сзади на шее был даже не ожог, а синее пятнышко вроде бесформенной татуировки. Следователь, как в истерике, повторил представление. Еле выждал полчаса, ту же фотографию намочил под краном и сунул ему. Кричал: «Вот что у тебя на шее! Ты там был! Вот арки, вот постамент. Гроза против тебя свидетельствует!» Следователь потом признавался, что даже забыл изложить ему легенду о фотографировании грозовыми лучами. Размахивал фотографией и кричал. Тот побледнел, онемел, и его быстро дожали. Жадный был негодяй. Даже пояс старика себе оставил. Закопал в сарае. Так и нашли. Деньги тратил потихоньку, выжидал. Осторожный был, волевой, а свидетельства грозы не перенес.