Дела семейные - [18]

…Под брюками на отце оказались бледно-зеленые армейские подштанники, которые он предложил брату, как временную меру, пока что-нибудь не придумается. Натянув их, дядя Жора принялся гневно разоблачать порочный вкус брата в выборе цвета нижнего белья и косился на мои брюки — не предложу ли я поменять их на его подштанники. Я делал вид, что не понимаю его взглядов — заявиться в Зеленогорск в зеленых кальсонах не совпадало с моими представлениями о прекрасном. Тем более, когда у тебя в городке есть знакомые девушки. Мне было жалко родного дядьку, но, глядя на него, я отворачивался и фыркал смехом.

Отец возился у костра и делал вид, что кашляет от дыма: «Нормальный вид, кхе-кхе… Интеллигентные такие подштанники. Может, еще у Ефима чем разживешься… — Он вытирал слезы и обещал сдавленным голосом: — Куртку я тебе дам…»

— Куртку! — расхаживал в сапогах и подштанниках дядя Жора. — А это чем закроешь? — Он показывал на гульфик кальсон без единой пуговицы. — Сядешь в автобусе, и все вывалится! Куртку до пупа он мне даст!..

— Не бойся, — подбадривал отец, — твой коршун не выпадет из гнезда…

— Хорошо бы такси или частника поймать, чтоб до самого дома, — задавив смех, рассуждал я. — Тут километров сорок, не больше…..

Мы провели сквозную ревизию имеющихся тряпок, но ничего путного не вырисовывалось. Дядя Жора умудрился спалить даже трусы и вязанную шапочку, забравшись в спальный мешок после растирания голышом. «А если сделать из одного одеяла юбочку, а из второго, прорезав дырку для головы, пончо? — предлагал отец. — Я дам тебе свою шляпу. Неплохой, по-моему, ансамбль…» Дядя Жора, катая желваки, принимался заворачиваться в одеяло, но тут же с гневом отшвыривал полотнища: «Я что — Васисуалий Лоханкин?». — «Не нервничай, — говорил отец. — Давай попробуем сделать тебе тунику. Скрепим на плечах веревками. Будешь, как римский патриций!» — «Хрениций!.. — ворчал дядя Жора, усаживаясь на пенек и проверяя взглядом гульфик. — Тебе хорошо говорить!» — «А помнишь, как мать после войны сшила нам брюки из ленд-лизовского одеяла! — загорался новой идеей отец. — Сносу им не было! Может, попробуем раскроить?»

Дядя Жора молчал, давая понять, что с дураками разговаривать не намерен.

Я осторожно подал идею:

— Может, прорезать в рюкзаке дырки для ног, и надеть его на манер шортов-бананов?

Дяде Жора задумался, звонко хлопнул себя по лбу, назвал меня гением и сказал, что можно попробовать сделать одежду из ватного спального мешка — прорезать дырки для ног и рук, перетянуть лишнее в талии ремнем, а капюшон надеть на голову, чтобы вся конструкция не сползала вниз. Мы с батей, прыснув смехом, одобрили в общих чертах экстремальный тип одежды, и дядя Жора, схватив охотничий нож, принялся за раскрой и примерку.

Сначала он прорезал для ног слишком маленькие дырочки, стесняясь показывать при ходьбе кальсоны, и мы забраковали модель, как непрактичную для передвижения компанией: мешок висел ниже колен, и дядя Жора едва передвигал ноги.

— Да просунь ты их подальше! — сказал отец. — Подними мешок выше колен, пусть торчат сапоги и немного подштанники. Будет типа простеганного ватного комбинезона с шортами. Зато пойдешь, как человек, а не какая-нибудь гусеница!

— Конечно, — одобрил я, — будете, как средневековый франт с картинки — шорты-бананы, сапоги, зеленые чулки обтягивают ноги, крепкая палка в руках…

Дядя Жора посмотрел на меня уничтожающе, но совет принял.

Рюкзак, который мы помогли ему надеть за спину, придавал ему вид фантастический, но бывалый: человек вышел из леса, он и спит и ходит в универсальном спальном мешке. Капюшон надежно защищает его голову от клещей и комаров… Кряхтя и сожалея, что нет зеркала, дядя Жора взял в руки спиннинг, повесил на грудь бинокль и повел плечами: «Ну как?»

— Главное, что тебе удобно, — подбодрил отец. — Садись в лодку, капитан!

Ефима мы не нашли. В открытом сарае валялись только стоптанные сандалеты и стоял ящик пустых бутылок с запиской: «Кто возьмет — убью! Ефим». Мы привязали к мосткам лодку и поставили в сарай весла.

Автобус приехал почти пустой, и дядя Жора юркнул в него первым. Он забился к окошку и, повернувшись к отцу, сказал, что надо было дождаться темноты и тогда ехать. Он походил на куколку гусеницы. «Ничего, — сказал отец и похлопал его по ватному плечу. — Кронштадтские нигде не пропадали!» — Он предложил ему снять с головы капюшон и надеть шляпу, но брат отказался. Я протянул кондукторше деньги, как выяснилось мало. «Если с вами инвалид, пусть покажет удостоверение», — сказал кондукторша. Я извинился и откопал еще тридцать копеек. Дядя Жора достал из футляра бинокль и навел окуляры на кондукторшу. «Да ладно, — махнула рукой тетенька, оторвав билеты на двоих. — Пусть не показывает…» — И пошла на свое место к двери. Дядя Жора перевернул бинокль на уменьшение и посмотрел ей вслед. Две бабульки с корзинками, сидевшие сзади на возвышении, дружно перекрестились и стали смотреть в окно замороженными глазами.

В Зеленогорске мы сошли не у вокзала, а попросились у водителя доехать с ним до кольца — там начинался пустырь, заросший кустами.