Дела и люди (На советской стройке) - [33]

- Постеснялись бы вы в моем присутствии пользоваться зажигалкой, хоть она и самого лучшего сорта! Затем он вынул шведскую спичку, зажег ее и заметил: - Не думаете ли вы, что это более приятно и даже более индивидуально? Крейгер затем упомянул о тех спичечных заводах в России, которые раньше принадлежали ему и которые теперь, по его мнению, работали лучше других, ибо там осталась его старая администрация. Он был уверен, что она будет рада его возвращению. Кроме того, во время нашей беседы он старался подчеркнуть, что ему особенно приятно будет работать со мной в будущем. Я попытался перевести разговор на другую тему, но тут он вынул ключи из кармана и начал ими играть… Мы вместе отправились на завтрак. Разговор за завтраком начался с вопроса о спичечной концессии, но вскоре пошел совсем по другому направлению. Крейгер и его советник неожиданно предложили нам следующий план. Советская власть должна создать за границей организацию из небольшой группы лиц, под руководством присутствовавшего банкира Л. и под общим контролем Крейгера, с целью ликвидировать на коммерческой почве все претензии иностранного капитала к Советской России. В распоряжение этой организации будет дан капитал в несколько миллионов долларов, каковую сумму согласны были предоставить Крейгер и банкир Л. Этот фонд пойдет на скупку старых русских ценностей на европейских биржах и одновременно на подкуп прессы в целях регулирования курса этих бумаг. Под влиянием газетной кампании курсы будут колебаться. При падении цен организация будет покупать бумаги, при повышении - продавать. В итоге акции постепенно будут скуплены деньгами самих же акционеров. Когда же большинство акций окажется в руках этой смешанной организации, она сумеет урегулировать весь вопрос о претензиях к советскому правительству в благоприятном для себя смысле. Хотя идея подобной биржевой спекуляции была, конечно, совершенно неприемлема для советского правительства, Красин и Раковский, чтоб не обидеть Крейгера, делали вид, что серьезно выслушивают своих собеседников. В своих возражениях они ничего не говорили об аморальном характере предлагаемой операции, а лишь указывали на то, что она чрезвычайно опасна. Через несколько дней мне был представлен в письменном виде проект Крейгера, а Красин и Раковский сообщили обо всем в Москву. Конечно, дело не получило дальнейшего развития. Несколько лет спустя мне случилось встретиться с Крейгером еще раз, но уже в совершенно другой обстановке. Это было в конце двадцатых годов, когда я не состоял больше на службе у советского правительства и жил за границей. Спичечная концессия не была предоставлена Крейгеру, и он постепенно превратился в одного из самых ожесточенных противников советского правительства. Ко мне явился какой-то барон, в качестве неофициального представителя Крейгера, после чего состоялось наше свидание с Крейгером. К моему удивлению, он произнес следующую речь:

- Вы теперь ушли от сотрудничества с советской властью. Вы, несомненно, ее так же презираете, как и я. В настоящее время я организую интернациональную группу для борьбы с советским режимом и для дискредитации его экономической политики. Я предлагаю вам взять на себя некоторые функции в этом деле, так как вы знаете советское хозяйство. Вы будете получать столько-то фунтов стерлингов в год, и вам не нужно будет вести никакой другой работы. Соглашение это будет личное между мною и вами, и оно вас не будет стеснять. Я отказался, конечно, от этого предложения, сказав только, что для такой работы не гожусь. Через год или полтора я узнал из газет, что Крейгер покончил с собой. *) В эту группу входили также Запорожец, Ванеев, Старков, Кржижановский и Мартов.

Глава четырнадцатая БОЛЬШЕВИК В БУРЖУАЗНОМ ОКРУЖЕНИИ.

В 1921-22 году Красин пускал корни в Лондоне, приобретал все новые знакомства и завоевывал симпатии в кругах крупной английской буржуазии. Он очень подходил к этой своей роли: практик, он легко находил общий язык с самыми практичными людьми в мире - англичанами. Он добился расположения Ллойд-Джорджа, с которым встречался неоднократно. В частных разговорах с британским премьером он мог позволить себе жалобы на те трудности, с которыми он постоянно сталкивался в своей работе. Мистер Вайс, представлявший Ллойд-Джорджа в наших переговорах в Копенгагене в 1920 году, стал теперь завсегдатаем в доме Красина. Секретарша Ллойд-Джорджа сделалась другом семьи Красина, переехавшей тем временем в Лондон. Дом Красина был центром, где встречались и его ближайшие сотрудники, и русские эмигранты, и английские дельцы. Любовь Васильевна, жена Красина, была прекрасной хозяйкой: она умела принимать гостей, устраивать встречи и представлять Красину людей, свидание с которыми было полезно или желательно. Дом был полон молодежи: Красин был третьим мужем Любови Васильевны, и у нее было шестеро детей, из которых трое от брака с Красиным. Мой сын в это время был уже в Лондоне, и во время моих отъездов в Москву жил у Красиных. Я стал непременным членом красинской семьи и часто имел возможность обсуждать с Красиным не только вопросы моего ведомства, но и общей политики. Лица, желавшие повидать Красина, обращались обычно к Любови Васильевне, которая их приглашала на чаи. Когда вся семья и гости сидели уже за столом, из соседней комнаты появлялся Красин, всегда с улыбкой на лице, с характерными для него широкими жестами. Обходя всех присутствующих, он то похлопает по плечу одну дочку, то потянет за косу другую, мило пожурит третью за буржуазные наклонности, потом сядет за стол и. расскажет какую-нибудь забавную историю, вроде того, как одна чопорная англичанка в высшем обществе хотела сделать ему комплимент и сказала: - Вы совсем не похожи на большевика, ведь вы не носите ножа в зубах! Среди гостей, которых ему представляла Любовь Васильевна, было немало русских эмигрантов, ненавидевших советскую власть и не скрывавших своих политических взглядов. Но они хотели вступить в коммерческие отношения с Россией и были очень полезны, почти необходимы в первый период деятельности Красина в Лондоне. Хотя посетители красинского дома большей частью принадлежали к кругам хозяйственным и являлись по делам торговли и концессий, но бывали также гости, приезжавшие с чисто политическими целями. К числу последних надо отнести, например, французского социалиста Лафона, посетившего Красина в 1921 году. В то время во французской социалистической партии царил полный хаос. В ней только что произошел раскол, и левое ее течение обособилось в коммунистическую партию, которая приобрела очень большое влияние в стране. Она боролась с социалистами всеми возможными средствами, вплоть до самых неблаговидных. Борьба эта облегчалась наличием многочисленных и враждовавших между собой течений внутри самой социалистической партии. Лафон стоял, во время первой мировой войны, на правом крыле социалистической партии и, помнится, приезжал даже в Петербург, вместе с Кашеном, убеждать русских социалистов продолжать войну в союзе с Францией и Англией. С тех пор прошло всего четыре года, но его друг Кашен, проделав большую эволюцию, оказался одним из вождей французского коммунизма. А сам Лафон совмещал преклонение перед русской революцией с отвращением к политической практике французских коммунистов. У него в голове крепко засела немного наивная, но очень характерная для тогдашних настроений идея: найти пути к соглашению с Москвой, минуя французских коммунистов. Лафон приехал вместе со своей женой в Лондон, чтобы поговорить на эти темы с Красиным. Его жена была русская, из богатой московской семьи. Она была очень хорошо одета, на ее пальцах сверкали драгоценные кольца. Они пробыли два дня в Лондоне, и я, по просьбе Красина, провел все это время с ними. - Мы задыхаемся, - говорил Лафон, - в нашей французской обстановке. Мы ненавидим нашу сытую и торжествующую буржуазию. Но наши коммунисты наносят страшный вред рабочему движению, и я хочу перебросить мост между социалистической партией и революционной Россией. Старания Лафона ни к чему, однако, не привели, хотя Красин и сообщил в Москву о его настроениях и заявлениях. В Москве тогда господствовала якобинская непримиримость, в особенности по отношению к социалистическим партиям, и из Кремля в Париж шли инструкции французским коммунистам: не давать пощады «социал-патриотам»! - - А что касается Лафона - отвечала Москва, - то, если он задыхаеется в буржуазной обстановке, ему можно дать один совет: уйти из социалистической партии и примкнуть к коммунистам. Самое любопытное, что в дальнейшем Лафон так и поступил. Он ездил затем в Москву и выдвинулся в первые ряды французского коммунизма. Но и там он не удержался, разошелся с компартией по ряду тактических вопросов и вернулся в лоно социалистической партии.