Декабристы - [110]
В письме Нессельроде содержались также подробные инструкции по организации поездки посла. Каподистрии предписывалось найти для сопровождения иранского дипломата «одного человека из чиновников нашей миссии с достаточно хорошим знанием английского языка, дабы можно было изъясняться с ним»: «При умелом поведении сопровождающий, возможно, без особого труда войдет в доверие к нему и получит представляющие интерес сведения о различных поручениях, которые он только что выполнил»>>{794}.
Мы не знаем, кто из сотрудников русской дипломатической миссии в Лондоне был выбран для исполнения важной миссии. Не исключено, что это был приятель Пушкина Николай Кривцов, пользовавшийся исключительным доверием Каподистрии>>{795}. Однако очевидно, что одним сотрудником Министерство иностранных дел не ограничилось: в помощь Каподистрии из Петербурга был отправлен капитан Трубецкой, прекрасно знавший английский язык>>{796}. Иначе сложно объяснить присутствие гвардейского капитана на дипломатическом корабле, выполнявшем секретную миссию, суматоху и тайну, с какими совершалась эта отправка.
Каподистрия, согласно документам, поднялся на борт «Гектора» во французском Гавре и прибыл на нем в Гримсби. Оттуда, уже сухим путем, он отправился в Лондон — очевидно, в сопровождении Трубецкого. По крайней мере, точно известно, что в Лондоне Трубецкой был: об этом как о само собой разумеющемся факте он сообщил в письме своему приятелю Николаю Тургеневу>>{797}.
Однако миссия Каподистрии не удалась: взвесив все обстоятельства, опытный дипломат даже не стал предлагать персу ехать вместе с ним в Россию. Шахский посол покинул Лондон лишь год спустя, в марте 1820-го. Сам же Каподистрия вернулся в Гримсби, «Гектор» и «Олимп» подняли якоря и покинули территориальные воды Англии. Однако в Петербург статс-секретарь не поплыл: согласно его собственным запискам, он «в Данциге вышел на берег и отправился в Варшаву ожидать прибытия государя, которое должно было последовать в конце сентября месяца»>>{798}.
На обратном пути Трубецкого на «эскадре» уже не было. Очевидно, когда стало ясно, что сопровождать Абуль Хасан-хана в Россию не придется, он реализовал идею отдыха, уехав во Францию. В сентябре 1819 года он был уже в Париже — об этом свидетельствует письмо, отправленное Трубецким другому своему приятелю, Ивану Толстому. Во французской столице он жил, по его собственным словам, «мирно», «занимался слушанием курсов естественных наук, физики, химии, механики… иногда ходил слушать известнейших профессоров по другим частям; ходил на некоторые лекции в Политехническое училище»>>{799}. В Париже князь женился: его избранницей стала графиня Катерина Лаваль, дочь французского эмигранта и крупного чиновника сразу двух российских министерств: иностранных дел и просвещения.
Пока Трубецкой был за границей, в России произошла (октябрь 1820 года) «семеновская история». Как известно, после беспорядков полк был раскассирован: солдаты и офицеры переведены в армейские полки. Даже для тех офицеров, которые по каким-то причинам в тот момент находились вне Петербурга, «история» закончилась серьезным понижением служебного статуса. К примеру, штабс-капитан Семеновского полка Матвей Муравьев-Апостол служил на Украине адъютантом малороссийского генерал-губернатора Николая Репнина и к беспорядкам в столице никакого отношения не имел, но спустя год без всяких объяснений стал майором армейского Полтавского полка>>{800}. Ему не оставалось ничего другого, как подать в отставку — чего, кстати, не могли себе позволить те, кто в момент восстания находился «при полку налицо», лишенные права не только на отставку, но даже на отпуск.
Однако Трубецкого правительственные репрессии не коснулись вовсе. Он тоже был переведен — но в лейб-гвардии Преображенский полк, считавшийся по старшинству гвардейских полков наравне с Семеновским. Через несколько месяцев после возвращения из-за границы он получил чин полковника>>{801}.
Неясно, почему Трубецкой так тщательно скрывал свою секретную миссию 1819 года надопросах Следственной комиссии по делу декабристов. Возможно, он не хотел признаваться в отношениях с Нессельроде и Каподистрией и тем порождать ненужные вопросы; возможно также, что он общался в Лондоне с тем или с теми, о ком следователям знать не полагалось.
Но более правдоподобным представляется другое объяснение. Умный и опытный заговорщик, он не мог не понимать, что раскрытие антиправительственного заговора всегда вызывает вопросы об «иностранном влиянии» и «иностранных деньгах». В отношении Трубецкого такие вопросы ставились с первого дня следствия: его арест сопровождался крупным дипломатическим скандалом. Князь был взят под стражу в доме своего близкого родственника, австрийского посла в России графа Людвига Иозефа фон Лебцельтерна, а потому в аресте принимал участие сам Нессельроде. Вскоре после этого инцидента австрийский посол был отозван из России. И Трубецкому явно не хотелось добавлять к «австрийскому следу» в своей деятельности еще и «английский след».
