Декабристы - [107]

«Весь окровавленный Рылеев… обратившись к Кутузову, сказал:

— Вы, генерал, вероятно, приехали посмотреть, как мы умираем. Обрадуйте вашего государя, что его желание исполняется: вы видите — мы умираем в мучениях».

На возглас Кутузова «Вешайте их скорее снова!» Рылеев ответил: «Подлый опричник тирана. Дай же палачу твои аксельбанты, чтоб нам не умирать в третий раз»^{773}.

Некоторые мемуаристы приписывают этот разговор с Голенищевым-Кутузовым Каховскому. По свидетельству Ивана Якушкина, осужденного в 1826 году на каторгу, «Каховский выругался по-русски. Рылеев не сказал ни слова»^{774}. Есть и свидетельство о том, что Рылеев, у которого при падении «колпак упал и видна была окровавленная бровь и кровь за правым ухом», сказал подошедшим к нему полицейским: «Какое несчастье!»^{775}

Когда виселица была готова, троих сорвавшихся повесили вторично. «В таком положении, — сообщает очевидец, — они оставались полчаса, доктор, бывший тут, объявил, что преступники умерли»^{776}. Однако другой наблюдатель сообщает, что «через три четверти часа» после повторного повешения «било 6 часов, и тела не смели висеть долее сего срока; сняли, внесли в сарай; но как они еще хрипели, то палачи должны были давить их, затесняя (затягивая. — О. К.) петли руками»^{777}.

Через два дня после казни князь Голицын сообщил коменданту крепости генералу Александру Сукину: «…государь император указать соизволил, чтобы образ, бывший в каземате у Рылеева, и письмо, им писанное к жене, вы доставили ко мне для возвращения жене»^{778}.

СЕРГЕИ ТРУБЕЦКОЙ И СЕРГЕЙ МУРАВЬЕВ-АПОСТОЛ. ПЕТР СВИСТУНОВ И ИППОЛИТ МУРАВЬЕВ-АПОСТОЛ

В исторической науке давно устоялось мнение, что именно Рылеев был главным организатором восстания на Сенатской площади. Это мнение подкреплено множеством доказательств: показаниями арестованных заговорщиков, их позднейшими мемуарами, вердиктами следователей и судей.

Свою лидирующую роль в организации восстания признавал на следствии и сам Рылеев: «Признаюсь чистосердечно, что я сам себя почитаю главнейшим виновником происшествия 14 декабря, ибо… я мог остановить оное и не только того не подумал сделать, а, напротив, еще преступною ревностию своею служил для других… самым гибельным примером». Однако поэт считал, что вину с ним должен разделить другой заговорщик — князь Трубецкой, избранный диктатором — военным руководителем восставших войск, но не вышедший на площадь: «Он не явился и, по моему мнению, это есть главная причина всех беспорядков и убийств, которые в сей несчастный день случились»^{779}.

И в этих, казалось бы, взаимоисключающих признаниях была большая доля правды. Ведущая роль Рылеева в подготовке восстания определялась его положением правителя дел Российско-американской компании и, соответственно, реальной возможностью повлиять на судьбу императорской фамилии. Своими революционными стихами он воздействовал на молодых офицеров, литераторов и функционеров компании, поддерживал их решение участвовать в революционном действии.

Однако Рылеев, при всём его вдохновенном энтузиазме, не мог командовать войсками на площади: статский человек не имел возможности распоряжаться солдатами — они просто не стали бы его слушать. Именно поэтому он был вынужден сотрудничать с Сергеем Трубецким.

Но Рылеев не имел морального права обвинять Трубецкого в неявке на площадь — его самого там тоже никто не видел. Согласно «Донесению Следственной комиссии», Трубецкой обманул товарищей; но и Рылеев «не сдержал слова» встать в ряды восставших^{780}.

Показание поэта, обвиняющее Трубецкого в «беспорядках» и «убийствах», — отражение не столько ситуации самого восстания, сколько сложившихся задолго до 14 декабря конфликтных отношений двух лидеров.

Казалось бы, биография Сергея Трубецкого логична, типична и для офицера 1820-х годов, и для заговорщика. Представитель знатного княжеского рода, он поступил на службу в 1808-м. В составе лейб-гвардии Семеновского полка участвовал в Отечественной войне (Бородино, Тарутино, Малоярославец) и Заграничных походах (Лютцен, Баутцен, Кульм, Лейпциг), был награжден орденами Анны 4-й степени, Владимира 4-й степени с бантом, прусскими орденами «Pour le Mérite» («За достоинство») и Железного креста. В Битве народов был ранен. Послевоенная карьера князя Трубецкого выглядит вполне успешной. Служил он в самых привилегированных гвардейских полках — Семеновском, затем Преображенском, исполняя при этом должность старшего адъютанта Главного штаба. 14 декабря 1825 года он встретил в чине полковника гвардии.

Основатель Союза спасения, один из руководителей Союза благоденствия, восстановитель Северного общества в 1823 году, он входил в кружок «Зеленая лампа», общался с Пушкиным, способствовал организации ланкастерских школ, жил во Франции, организовывал 14 декабря, был назначен «диктатором» восстания, но на площадь не вышел. После провала антиправительственного выступления подвергся аресту, по итогам следствия едва не попал на виселицу и был приговорен к вечной каторге.

Однако биография князя изобилует белыми пятнами.

В 1819 году Трубецкой, тогда капитан лейб-гвардии Семеновского полка, становится старшим адъютантом Главного штаба русской армии.