Декабристы и народники. Судьбы и драмы русских революционеров - [12]

Сотрудник Министерства просвещения М.Л. Магницкий, проводивший ревизию Казанского университета и оскорбленный царившим в нем вольнодумием, предложил наказать это учебное заведение «публичным стен оного разрушением». Правительство, не решившись на столь радикальные меры, нашло более цивилизованный выход, назначив Магницкого попечителем проревизированного им университета. После этого никаких стен разрушать не потребовалось. Две трети профессоров оказались изгнаны из Казани, а лекции стали начинаться и кончаться молитвами, причем каждый преподаватель должен был прежде всего убеждать слушателей в бездоказательности и ненужности той науки, которую он собирался преподавать. За нарушение университетского устава студента отныне во всеуслышание нарекали «грешником», облачали в армяк, лапти и сажали в карцер.

Когда «грешника» выпускали, он исповедовался у священника и должен был карандашом обозначить место на картине Страшного суда, которое ему было бы уготовано в загробной жизни, если бы не бдительность и попечение начальства. Чем-то средневековым веяло и от торжественной церемонии захоронения экспонатов и учебных пособий анатомического театра, устроенной по приказу неугомонного Магницкого. В ней участвовали все профессора, лаборанты и студенты медицинского факультета. Впрочем, начиная с 1817–1818 гг. подобным образом дела обстояли не только в Казанском университете, да и вообще не только с просвещением.

В борьбе с защитниками мракобесия будущие декабристы далеко не сразу стали приверженцами революционных действий. Дворянский авангард, в который они входили, никогда не был монолитным. Прежде всего, он состоял из так называемых свободолюбцев, хотя и настроенных более или менее радикально, но иногда проявлявших свою оппозиционность самым экзотическим образом. Это и понятно, ведь индивидуальное возмущение достаточно ограничено в своем выражении и зачастую напоминает, скорее, человеческие слабости и чудачества.

Именно поэтому до поры до времени дворянский авангард проявлял себя в нарочитом молодечестве, «гусарстве», нарушении общепринятых норм поведения. В качестве примера такого поведения поэт и ближайший друг А.С. Пушкина и многих декабристов П.А. Вяземский приводил лихачество неких братьев С. В 1806 г., находясь на военной службе, они попали в один из губернских городов, где накануне дня рождения императора то ли выпили, то ли скупили все шампанское как в самом городе, так и в его окрестностях. Тем самым братья поставили в неловкое положение губернское начальство, которому пришлось испрашивать «сверху» специальное разрешение пить здоровье государя не шампанским, как диктовала традиция, а малагою. Конфуз!

Немногим от «подвига» братьев С. отличались коленца, выделываемые, скажем, М.С. Луниным. То он с товарищами за ночь поменял местами вывески на Невском проспекте, то на пари проскакал по улице нагишом. Снимая квартиру с С.М. Волконским, они держали у себя двух медведей и девять собак, наводя ужас на соседей и квартальных надзирателей. Стоило генералу Депрерадовичу рявкнуть при разборе учений: «Штабс-ротмистр Лунин, вы спите?» – как тут же последовал ответ: «Виноват, ваше превосходительство, я спал и видел во сне, что вы бредите».

Замечательный знаток александровской эпохи Ю.М. Лотман давно заметил, что никогда в России не было столько дуэльных историй, как в 1810-х гг. В них участвовали и записные дуэлянты (так называемые бретеры), и люди, не склонные к крайним мерам, в том числе и многие будущие декабристы. Для одних дуэль была очередным проявлением молодечества, «гусарства», для других – вынужденным способом защиты своей чести и достоинства. Необходимо при этом заметить, что эпидемия дуэлей 1810-х гг. являлась протестом против попыток правительства присвоить себе право вмешиваться в частную жизнь дворянина, запретить ему распоряжаться своей судьбой. Посредством дуэли человек защищал свое с таким трудом обретенное «я», отстаивал ценности равенства внутри сословия (перед барьером дворяне равны), выражал собственное отношение к всепроникающему контролю власти, ее деспотизму во всех областях жизни россиян.

После войны 1812 г. и заграничных походов многое начинает меняться внутри дворянского авангарда; его радикальное крыло все более обособляется и, пропитываясь революционными идеями, становится заметным общественно– политическим событием. Как известно, История считается полем проявления не только различных закономерностей, но и, в значительной степени, результатом деятельности людей. Поэтому есть смысл уточнить, что из себя представлял тип дворянского революционера, чем он отличался от свободолюбца.

Каждый декабрист, безусловно, боролся за свободу народа и свою личную независимость, и в этом смысле являлся свободолюбцем. Но далеко не все свободолюбцы автоматически становились декабристами. И те и другие отстаивали свое право на свободную мысль, не подверженную мелочному контролю, на частную жизнь, выстроенную в соответствии с собственными понятиями и представлениями. Но все же именно декабризм явился верхним этажом общего здания дворянского авангарда. В чем это ощущалось? Денис Давыдов и Лунин, Вяземский и Батеньков, генералы Ермолов и Орлов – не правда ли, все это близкие по взглядам, но отличные по политическим позициям люди; не похожие по готовности бороться до конца, ради отстаивания этих взглядов, выказывающие не одинаковую потребность заявить публично то, что считали нужным. И те и другие были готовы идти до некого предела, вот только предел этот им виделся слишком по-разному.