Декабрь-91; Моя позиция - [50]
Мы с Вами немало содействовали оздоровлению климата на Севере Европы. Это тоже одно из достижений, которыми надо дорожить, идти дальше.
С добрыми воспоминаниями о Вас и наилучшими пожеланиями".
* * *
Последнее мое интервью в Кремле было для итальянской газеты "Стампа" -моему старому другу Джульетте Кьеза. Но содержание его больше относится ко второй части книги, к нему я еще вернусь.
II. Корни декабрьского поворота
(попытка осмысления)
В ходе декабрьских событий, может быть, чаще, чем в какой-либо другой период с 1985 года, я встречался с нашими и зарубежными журналистами, давал интервью, часто общался со своими партнерами -- государственными деятелями Запада.
Задавали много вопросов, в том числе и о том, как я оцениваю путь, пройденный страной после начала перестройки, свою роль в том, что произошло с нашим обществом, со всеми нами в эти драматические годы, что из задуманного удалось и что не удалось, почему события развивались так, а не иначе. Кое-что об этом сказано в книге "Августовский путч", в помещенной там статье, написанной в Форосе. Декабрь как бы поставил многие точки над "i". Я понимал, что для меня это "час истины", старался быть свободным в суждениях и предельно откровенным. Не уходил от самых трудных вопросов.
Я уже ссылался на беседу 28 ноября с нашим известным публицистом, обозревателем "Литературной газеты" Юрием Щекочихиным. Это была продолжительная, очень непринужденная и живая беседа один на один. Именно беседа -- не интервью, в ней не было четкого плана, но было много личных моментов. Ниже я воспроизвожу некоторые ее фрагменты, где речь идет прежде всего о замысле перестройки, о моих мотивах, о многом сокровенном, чего я раньше, по крайней мере так откровенно, не говорил публично. Я знал систему изнутри
А замысел был, собственно, в том, чтобы сломать хребет тому тоталитарному монстру, который у нас стали называть Административно-командной Системой, той партийно-государственной структуре, что стремилась подчинить себе и поглотить все общество, каждого человека. Щекочихин, предваряя публикацию беседы, написал: "Нет более загадочной фигуры в современной истории, чем Михаил Горбачев". Не знаю, есть ли тут что-то загадочное... Внутренний протест против системы жестокости созревал давно, исподволь. Об этом был и наш разговор.
-- Если бы я сам внутренне не пришел к тому, что надо все менять, я бы работал так, как до меня правили. Как Брежнев -- десять лет можно жить, как император, а после меня -- хоть трава не расти.
-- Эти Ваши слова я помню.
-- А есть ли еще другой случай в истории, чтобы человек, получив власть, сам же ее и отдал?
-- Это-то к Вам и притягивает. Как любая загадка природы.
-- И я предполагал, что все так и будет. Потому что эту систему я знал изнутри. Все-таки я почти десять лет проработал первым секретарем крайкома партии. Мне говорят, касаясь путча: "Горбачев что-то скрывает". А я и не собираюсь все рассказывать.
-- Да-да, Вы эту загадочную фразу повторили несколько раз.
-- И все думают: да что же он знает такого?
-- А что все-таки?
-- Систему! Систему, которую изучил изнутри.
Да, я знал эту систему, в которой партийная машина сплелась с КГБ, с правительством, с другими органами государственной власти. И должен был действовать исходя из этого. Жил ли во мне страх перед КГБ? Нет, страха не было. Если бы я их боялся, то ничего не смог бы сделать. Но я знал их силу! И то, что теперь могу сказать, тогда, раньше, сказать бы не мог. Я должен был их переиграть.
Нигде в истории тоталитарные, диктаторские режимы не опирались на тоталитарную собственность. Только у нас! Все остальные существовали при частной собственности, а это уже совсем другое. Поэтому и задача, которая встала перед нами, была абсолютно новая.
А еще страна -- многонациональная, отягощенная множеством проблем. Плюс страна огромная. Плюс еще подавление инакомыслия (но это уже характерно для всех тоталитарных режимов) и политическая монополия на идеи. Все это надо было реформировать. Можно ли было так просто прийти к демократии, используя лишь один рычаг -- гласность, слово, а не силу?
Я задал своему собеседнику этот вопрос, и у нас последовал такой диалог.
-- Может быть, -- сказал Щекочихин, -- наш путь от тоталитарного режима к демократии лежит через тоталитарный режим?
-- Возможно, авторитарный, -- возразил я.
-- Как в Грузии?
-- Там, я считаю, аномалия. На пятом съезде народных депутатов я подошел к депутации Грузии и спросил, что же у них там происходит. Мне ответили "Михаил Сергеевич, не вмешивайтесь. А то и вас испачкают грязью... Мы сами разберемся". Я считаю, там тяжело. Эта ситуация ненормальная для грузинского народа -- умного, талантливого, демократичного... Я все время вспоминаю Мераба Мамардаш-вили, с которым мы не только учились вместе, но и ходили в одну комнату в общежитии, где жили наши будущие жены. Мераб -- это величина не только в философии. Это был человек нравственный.
Тут Щекочихин рассказал, что незадолго до того к ним в редакцию пришел грузинский парнишка, студент, которого в Тбилиси выгнали из института за митинг, организованный в память Мераба. Меня поразил этот факт. (Последующие события в Грузии показали, насколько далеко там зашло дело.) Хочу подчеркнуть: с самого начала я стремился удержать процесс преобразований в мирном, демократическом, конституционном русле.
Книга Генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева — это размышления о перестройке, о проблемах, которые встали перед страной, о масштабах перемен, о сложности, ответственности и неповторимости нашего времени. Значительная ее часть посвящена новому политическому мышлению, философии внешней политики.Книга издана одновременно в СССР и США.
В книге своих мемуаров последний Президент СССР рисует эмоциональную, насыщенную уникальными фактами и откровениями, яркими эпизодами и диалогами картину своего пути к вершине власти. Становятся понятными истоки политического выбора «архитектора перестройки», критически анализируется ход реформ и их влияние на развитие ситуации в стране, постперестроечные реалии которой автор оценивает как драму. Впервые в таком объеме и с такой степенью доверительности Михаил Горбачев рассказывает о своей частной жизни, о своих родных и близких ему людях.
Новая книга Михаила Горбачёва – это свидетельство из первых уст о том, что происходило в Европе в конце 80-х годов и почему именно тогда произошло объединение Германии. Опираясь на многочисленные факты и материалы, многие из которых публикуются впервые,записи доверительных бесед с руководителями мировых держав, автор рассказывает, как удалось, избежав хаоса и кровопролития, привести «западных» и «восточных» немцев к воссоединению.
Версия событий и оценки августа 1991 года от Михаила Сергеевича Горбачева. Книжка написана по горячим следам — в сентябре того же года.
В данной работе рассматривается проблема роли ислама в зонах конфликтов (так называемых «горячих точках») тех регионов СНГ, где компактно проживают мусульмане. Подобную тему нельзя не считать актуальной, так как на территории СНГ большинство региональных войн произошло, именно, в мусульманских районах. Делается попытка осмысления ситуации в зонах конфликтов на территории СНГ (в том числе и потенциальных), где ислам являлся важной составляющей идеологии одной из противоборствующих сторон.
Меньше чем через десять лет наша планета изменится до не узнаваемости. Пенсионеры, накопившие солидный капитал, и средний класс из Индии и Китая будут определять развитие мирового потребительского рынка, в Африке произойдет промышленная революция, в списках богатейших людей женщины обойдут мужчин, на заводах роботов будет больше, чем рабочих, а главными проблемами человечества станут изменение климата и доступ к чистой воде. Профессор Школы бизнеса Уортона Мауро Гильен, признанный эксперт в области тенденций мирового рынка, считает, что единственный способ понять глобальные преобразования – это мыслить нестандартно.
Годы Первой мировой войны стали временем глобальных перемен: изменились не только политический и социальный уклад многих стран, но и общественное сознание, восприятие исторического времени, характерные для XIX века. Война в значительной мере стала кульминацией кризиса, вызванного столкновением традиционной культуры и нарождающейся культуры модерна. В своей фундаментальной монографии историк В. Аксенов показывает, как этот кризис проявился на уровне массовых настроений в России. Автор анализирует патриотические идеи, массовые акции, визуальные образы, религиозную и политическую символику, крестьянский дискурс, письменную городскую культуру, фобии, слухи и связанные с ними эмоции.
Водка — один из неофициальных символов России, напиток, без которого нас невозможно представить и еще сложнее понять. А еще это многомиллиардный и невероятно рентабельный бизнес. Где деньги — там кровь, власть, головокружительные взлеты и падения и, конечно же, тишина. Эта книга нарушает молчание вокруг сверхприбыльных активов и знакомых каждому торговых марок. Журналист Денис Пузырев проследил социальную, экономическую и политическую историю водки после распада СССР. Почему самая известная в мире водка — «Столичная» — уже не русская? Что стало с Владимиром Довганем? Как связаны Владислав Сурков, первый Майдан и «Путинка»? Удалось ли перекрыть поставки контрафактной водки при Путине? Как его ближайший друг подмял под себя рынок? Сколько людей полегло в битвах за спиртзаводы? «Новейшая история России в 14 бутылках водки» открывает глаза на события последних тридцати лет с неожиданной и будоражащей перспективы.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.