Дегустация волшебства - [2]

– Что… Что они сказали? – с заметным трудом спросил он между неровными болезненными вдохами.

– Приедут, скоро приедут! – ответил племянник с неестественным энтузиазмом. – Потерпи еще полчаса.

– Пол… полчаса… это много… – проговорил старик, превозмогая боль. – Посмотри еще… на полу… Может быть, найдешь…

Василий снова встал на четвереньки, нашел трубочку лекарства и затолкал ее поглубже, еще пошарил под столом и выбрался красный и смущенный. – Нет, не могу найти!

– Ты… ты… не врешь? – В выцветших глазах старика слабой искрой вспыхнула подозрительность. – Посмотри… в кабинете… в письменном столе… Там есть еще… нитроглицерин… – добавил слабым голосом в спину уходящему племяннику:

– Ничего… больше там… не трогай…

Василий вошел в кабинет, выдвинул верхний ящик, сразу увидел лекарство, но и не подумал доставать его. Один за другим выдвинул остальные ящики, равнодушно перерыл письма, документы, наткнулся в глубине второго ящика на тощую пачку долларов, пересчитал, пренебрежительно скривился и сунул деньги в карман. Такая сумма никак не решала его проблем.

– Что… что ты делаешь? – донесся с кухни сдавленный дядин голос. – Почему… почему ты не идешь?

«Ничего, – подумал Василий, – помучайся немножко! Мать дольше мучилась, заснуть не могла без укола».

Он вспомнил три месяца бесконечных мучений, запах больной умирающей плоти, ампулы на блюдечке. Из больницы мать выписали, когда поняли, что она безнадежна. Дядя давал какие-то деньги, этими деньгами оплачивали медсестру, которая приходила колоть наркотик, без него боль была нестерпимой, но ни на что большее денег не хватало…

Василий скользнул взглядом по плотному голубому конверту, взял его в руки, задвинул последний ящик и отошел от стола. Конверт был заклеен, невозможно было определить на ощупь, что в нем находится.

– Вася! Васенька! Почему ты не идешь? – донесся слабеющий голос старика.

Василий машинально сунул конверт в карман и, движимый трудно определимым чувством, вернулся на кухню. Дядя полулежал в кресле, руки его безвольно свисали с подлокотников, лицо стало совершенно серым, а губы приобрели странный синеватый оттенок. Такими же были губы матери перед самой смертью.

«Ты легко отделаешься, – подумал племянник, – всего каких-нибудь полчаса. Это легкая смерть. Мать умирала три месяца».

– Где… – еле слышно прошептал старик, – где… лекарство?

– Я его не нашел, – ответил Василий спокойно, глядя ему прямо в глаза.

– За что? – проговорил Антон Филаретович с ужасом. – За что? – Взгляд его остекленел, челюсть отвисла, по телу пробежала чуть заметная судорога, и старый коллекционер умер, не получив ответа на свой последний вопрос.

Василий отшатнулся, будто его ударили. Он едва не заплакал и с трудом заставил себя отвести глаза от мертвого дядиного лица. В следующую секунду им овладела нездоровая суетливая деловитость. Оглядевшись вокруг, он под воздействием неожиданного импульса схватил японскую чашку, завернул ее в шелковый платок и спрятал в карман. Собрался было стереть отпечатки пальцев, но тут же охладел к этой идее – он часто бывал у дяди дома и почему бы здесь не быть его отпечаткам, скорее их отсутствие может показаться подозрительным.

Разумнее всего было бы сейчас вызвать «неотложку» и дождаться ее, но он не мог действовать разумно, ему страшно было оставаться возле трупа, да и не смог бы правильно себя вести с врачом, слишком был взвинчен…

Он пометался еще по квартире и, наконец, увидев на гвозде возле двери связку ключей, решил уйти – не был здесь сегодня, ничего не знает, совершенно ни при чем.

Выскользнул из квартиры, запер дверь на три замка. К счастью, никого не встретил на лестнице, чуть не бегом добрался до Фонтанки и, оглядевшись по сторонам, бросил ключи с моста в темную маслянистую воду.

* * *

– Сеня, волоки еще пива! – крикнул через плечо Муса, и, развернувшись к компании, закончил байку: – Нет, блин, это мы вас приветствуем на борту нашего самолета!

Рыжеволосая дебелая Оксана захохотала громким вульгарным смехом, нарочно тряся белыми пышными телесами. Она бесстыдно развалилась на деревянной скамье, переводя развратные зеленые глаза с одного мужчины на другого. Женя, худощавая темноглазая шатенка, с нарочитой стыдливостью куталась в простыню, сидела, потупив глазки, смеялась на анекдоты тихо, деликатно – такой уж у нее стиль. Надо сказать, на Гошу она действовала сильнее, чем вульгарная Оксана, – известно ведь, что в женщине должна быть загадка. Даже в таких девицах.

Георгий Сергеевич Фиолетов, для хороших знакомых Гоша, впервые в жизни был в бане с девочками. Его пригласил давний знакомый Андрюша Шмыгун, сокращенно – Джек, тип несколько скользкий и несколько темный, но обаятельный и денежный. Знакомы они были с детства – раньше жили в одном дворе, а не так давно случайно столкнулись в автомастерской, где Гоша в который раз чинил свою раздолбанную «восьмерку». Конечно, сотруднику Эрмитажа, такому как Гоша, подобного рода купеческие развлечения не по карману, и когда Джек позвал его, Гоша поморщился и сказал, что бабы ему осточертели. Джек понимающе ухмыльнулся и пояснил:

– Халява, сэр! Один большой человек гуляет, обмывает успешную сделку. А он уважает умных людей… Вот ты у нас за умного и сойдешь! – Джек захохотал собственной, как ему показалось, удачной шутке.