Деды и прадеды - [12]

«Граблять, граблять!»

Глава 3 Фото на память

…Окончив работу, натужно гудя моторами, звено «лапотников» Ю-87 уходило с набором высоты на норд-норд-вест. Пара «мессеров» вертелась на виражах с одиноким, отчаянным И-16, то превращаясь в точки, то проскакивая над головами уцелевших краснофлотцев, которые отплывали от быстро уходившего под воду «Бурного». Другая пара «мессеров» деловито развернулась на штурмовку и, простреливая пулемётными очередями веселые фонтанчики на поверхности стылого моря, добавляла пушками по запрокидывавшемуся узкому корпусу эсминца, по которому карабкались раненые. Снаряды высекали из серого днища вспышки, будто какой-то великан пытался высечь искру с помощью кресала.

* * *

Тот скоротечный налёт на траверзе Керчи стал последним в судьбе удачливой «семёрки». Турбины «Бурного» после ноябрьского ремонта в Новороссийске работали исправно, но, как ни старался кавторанг Марченко увеличить ход, перегруженный ранеными эсминец плохо переваливался с курса на курс. Тягучая зыбь с веста сбивала низко сидящий корабль, заваливала корму, добавляла ненужной рыскливости, мешала рассчитать упреждение для очередной смены курса, — не раньше и не позже той неуловимой секунды, когда пикирующие «лапотники» уже выцелили узкий силуэт «Бурного».

Тройка «ишачков», прорывавшаяся к пикировщикам, попала в клещи двух звеньев «мессеров», прикрывавших атаку пикировщиков по уходившему из Феодосии кораблю. Две пары «мессеров» зашли в лоб нашему звену, вспыхивая огоньками пушечных очередей, а другая пара «охотников», как на полигоне, свалилась сверху от тусклого солнца. Раненые, разместившиеся на палубе вперемешку с мешками, носилками, всей поклажей эвакуируемого санбата, смотрели на бой, который решался без них, но определял их судьбу.

Всё было решено одним ударом, в несколько секунд.

Только ведущий звена «бочкой» ввинтился в строй «мессеров», остальные же два И-16 развалились в фейерверке ярких вспышек. Лётчики не выпрыгнули. Тихий вздох лежавших на палубе людей не был слышен даже их соседям, он заглушался гулом турбин «семёрки», стрекотом зенитных автоматов да шипением волн, расходившихся белой пеной из-под острого форштевня эсминца. Теперь люди смотрели, как один за другим «лапотники» заваливались через левое крыло и с надсадным воем устремлялись к ним, превращаясь из крохотных, медлительных насекомых во взрёвывающих железных монстров с хищными жёлтыми коками пропеллеров, кричавших о неминуемой смерти…

* * *

Всего через десять минут после объявления боевой тревоги ожесточённо огрызавшийся зенитными пулеметами эсминец получил стокилограммовую бомбу прямо в машинное отделение.

«Семёрку» качнуло на манёвре, и лейтенант Добровский неловко споткнулся о комингс, выбегая из рубки. Вдруг железо переборок, словно живое, ахнуло, разнесло крик разрываемого металла, смешавшийся со свистом пара, рванувшего над эсминцем, словно фонтан исполинского кита. Лейтенанту повезло, что в момент взрыва он открывал дверь, — он не был сильно контужен, — взрывная волна протиснулась сквозь выворачиваемые переборки, плюнула осколками лопнувших плафонов и вышвырнула Добровского в воду, как игрушку. Он пролетел немного и удачно упал в стылую воду, не потеряв в полёте сознания. Холод воды не обжёг его тренированное тело — Добровский умел плавать как рыба, и свежая погода не была для него в диковинку. В несколько гребков Василий отплыл от тонувшего эсминца, высматривая живых среди волн.

Эсминец быстро заваливался на левый борт, подминая под себя раненых, которые не могли отплыть от развороченного корпуса. Вскрики захлёбывавшихся людей время от времени прорывались сквозь завывание моторов и стрёкот пулемётов «мессершмиттов», узкими тенями низко проносившихся над тонувшим кораблём. Несколько моряков карабкались с бака через леера, по борту, осклизываясь на острых обводах днища, конечно, понимая, что эта борьба бесполезна. Над водой слышались хриплые, надсадные команды выживших офицеров, искавших возможность на плаву соорудить хоть какое-то подобие плотиков из разбитого и ненадёжного хлама, который плавал вокруг. Из всей команды и раненых, кому не повезло утонуть сразу, на ледяной воде держались несколько десятков человек.

«Мессеры», расстреляв боезапас, с удовлетворенным рёвом ушли, покачивая крыльями.

И вот тогда, над плеском волн, стал слышен тихий стон и голоса людей, один за другим прощавшихся со своими друзьями-товарищами. По команде старпома Халецкого краснофлотцы плыли к далёкому крымскому берегу, который серой полоской виднелся сквозь сырую дымку, висевшую над сизо-зелёными, безразличными, зыбкими волнами Чёрного моря.

К Добровскому подплыли Коля Стеценко, лейтенантик-электрик, и Костик Петров — из рулевых.

…Они дружили с мореходки, вместе пришли на «Бурный» — первый эсминец новейшей, «седьмой» серии, на счастливую «семёрку», ходили на ходовые, потом несколько раз стояли в ремонтах — «Бурный» тяжело проходил испытания.

Добровский был среди них самый младший, он приписал себе два года, лишь бы поступить в мореходку. Как ни странно, ему это удалось; поговаривали, что начальник училища специально вызывал начальника медкомиссии, не поверив анкете по физподготовке Добровского — среднего роста, стриженный под бокс курсант не производил внешне никакого впечатления, но крутился на перекладине, как белка, бросал двухпудовые гири, а когда плавал, то выбрасывал себя по пояс из воды, а бегал… Никто так не бегал, как Вася Добровский.