Дедушка русской авиации - [11]

— Куда едем, Сергей?

Макиенко помялся.

— Нельзя пока говорить, не положено. На вокзале скажу.

Гоша матюкнулся, но настаивать не стал. Военные вышли на улицу. Там уже их ждали четверо солдат — недостающая часть команды.

— В колонну по два становись! — неожиданно бойко скомандовал Макиенко.

— Сережа, ты эти штучки брось! Мы будем ехать спокойно и без криков. Ты врубился? — внушительно сдвинул брови Гоша.

— Так точно!

— Ну, вот и здорово. Пошли, ребята!

Команда подошла к воротам. Макиенко направился подписывать пропуск. Гоша спросил дежурного по КПП:

— Ты не знаешь, откуда этот мудак?

— Знаю — из Кирк-Ярве. Это в Заполярье вроде.

Появился Макиенко. Солдаты прошли через вертушку КПП. Через эту вертушку Полторацкий прошел третьего июня, сто тридцать шесть дней тому назад. Крутанулась тогда вертушка, и завертелась Гошина солдатчина. Теперь вертушка прокрутилась в обратную сторону, и жизнь армейская у Гоши пойдет теперь совсем другая. Учебка закончилась, наступил «малый дембель», впереди — гарнизон с дурацким, но экзотическим названием. И это уже будет настоящая служба, поскольку учебка, как известно — детский сад.

Глава II Октябрь — январь

Писарь — должность почетная

Автобус, дребезжа, катился по укатанной снежной дороге. Пейзаж за окнами — сопки, скованные льдом озерки. Полторацкому эти северные красоты уже успели примелькаться в поезде (заснеженные сопки пошли уже перед Петрозаводском), но, тем не менее, он неотрывно смотрел в окно — а что еще делать в автобусе?

На железнодорожном вокзале областного центра команду встретил представительный капитан. Имени — отчества — фамилии — должности он не назвал, а только коротко рубанул: «Пошли!»

Семь человек вольготно разместились в автобусе «Таджикистан».

— Сколько до места, товарищ капитан?

— Сто восемьдесят три кэмэ. В самоволку не убежишь.

Через минуту капитан заснул, не дав больше никакой информации. А без необходимой информации Гоша не мог строить гипотетическую модель поведения в боевом полку.

Разговоры о том, что в полку все совсем по-другому, нежели в учебке, что жизнь там не сахар (особенно, на первых порах), что встречают там молодых солдат отнюдь не хлебом-солью, были среди курсантов ШМАСа делом обычным. Очень часто в таких разговорах мелькало тревожное слово «дедовщина», означавшую все, что угодно, но только не свободную, спокойную и вольготную жизнь.

Между тем, Макиенко — единственный человек, который мог внести полную ясность в этот актуальный вопрос — о житье-бытье в полку рассказывал крайне лаконично и невнятно: «в общем, ничего», «нормально», «жить можно», «как положено». Гоша сначала было уловил в этих отговорках злой умысел, за что и отоварил сержанта, но скоро понял, что эта лапидарность проистекает от природной тупости и некоммуникабельности Макиенко, помноженной на «тяготы и лишения» полуторагодичной воинской службы. Ничего, кроме строевых команд, из Макиенко выдоить было нельзя. Полторацкий плюнул на сержанта и попытался отвлечься от тревожных дум привычным способом. Пассажирский поезд — не учебка, здесь можно и расслабиться. Найдя в соседнем вагоне веселую компанию, Гоша пил, не просыхая. Время от времени в мозгу вспыхивала мысль о том, что едет он все-таки не к теще на блины, но Гоша гасил ее с залихватским ухарством: «Е…ал я весь этот полк со всеми причиндалами! Приеду — разберусь, как жить и с кем жить!»

…Капитан проснулся и, приняв от Макиенко бумаги (анкеты, личные дела, справки), молча начал их перелистывать.

— Кто тут Бегичев? — спросил кэп.

— Я, — ответил с заднего сиденья худой ушастый солдатик.

— Из Смоленска родом?

— Так точно, товарищ капитан!

— Молодец, земляк! В строевом отделе штаба работать хочешь?

— Не знаю…

— Ну, писать красиво умеешь?

— Вроде ничего…

— Молодец! Готовься в писари, будешь работать у меня.

— Так я же на эсдешника учился.

Капитан залился смехом.

— Нет, ты посмотри на него! Ты еще скажи, что всю жизнь мечтал самолетам хвосты крутить! Ты вообще, младенец, знаешь, каково эсдеком пахать — на аэродроме, на ветру, при минус сорока градусах? Полк — это тебе не ШМАС! И запомни: самая почетная должность в полку — писарь! Скажи, сержант!

— Ага, — поддакнул Макиенко.

— Короче, Бегичев, завтра с утра после развода придешь в штаб. Там поговорим предметно. Усек!

— Так точно, товарищ капитан!

«Один при деле», — подумал Гоша. «А куда меня запихнут, одному богу известно».

Деньги для Вики

Полторацкий оглянулся на своих попутчиков. Ушастая лысая солдатня (ребята были из третьей роты, где старшина брил курсантов перед распределением) дремала.

В поезде присутствие рядом босоголовой команды Полторацкого несколько тяготило. Их соседство, можно сказать, компрометировало Гошу, тем более, что сам Полторацкий, обросший густой шевелюрой и щеголявший в подогнанной парадной форме, выглядел весьма презентабельно. В промежутках между возлияниями Гоша пытался обольстить брюнетку по имени Виктория — угощал ее сигаретами, водкой, конфетами и шоколадом, а также рассказывал похабные анекдоты. Вика реагировала правильно (чуть смущалась, но в нужных местах заразительно хохотала), поэтому вскоре Гоша перешел к действиям — обхватил за талию и крепко поцеловал в ярко накрашенные губы. Вика перенесла поцелуй сдержанно, а когда Гоша залез девушке под кофточку, не остановила. Это был добрый знак.