Дед умер молодым - [8]

В такой осторожной форме власть предержащие изъяснялись о недавней катастрофе на Ходынском поле в дни торжеств по случаю «священного коронования» нового императора. Тысячи москвичей, главным образом обыватели из простонародья, польстились на обещанное властями даровое угощение, на различные сувениры, коим и цена-то — ломаный грош. Скопление огромных толп привело к давке: более тысячи человек погибло мучительной смертью, множество людей оказалось изувечено. Газеты сообщали о чудовищной трагедии стыдливым петитом на последних страницах. Но справедливый приговор виновникам бедствия — царю и его присным — вынесла народная молва. Зловещая тень Ходынки упала от стен Белокаменной на всю империю, захватив, разумеется, и волжские берега, озаренные праздничной иллюминацией, оглушенные звоном колоколов и торжественными молебствиями, прославлением благополучно царствующего дома Романовых.

И выставка 1896 года, задуманная еще при Александре Третьем как всеимперское торжество, как демонстрация успехов России в канун приближающегося нового века, в общем-то не удалась. Свидетель событий, популярный романист и публицист Александр Амфитеатров писал об этом:

«На Нижегородской Всероссийской выставке общество как бы выместило Ходынку. Там бедствие имело источником неожиданное чрезмерное многолюдство. Здесь — почти совершенное безлюдье. Там ждали двухсот тысяч, а привалил миллион. Здесь ждали миллиона, а не пришло и двухсот тысяч. Выставку построили, собрали, открыли, а простояла она чуть ли не пустой. Думали, что выставка оживит ярмарку, а вместо этого пришлось ожидать как милости открытия ярмарки, чтобы она оживила выставку»².

Амфитеатров с Морозовым дружили уже не первый год, и мысли, выраженные писателем, полностью разделял промышленник.

Ведь он-то, Савва Морозов, был давним председателем Нижегородского ярмарочного комитета. Потому именно его .и выдвинуло купечество на роль одного из главных устроителей Всероссийской промышленной выставки, открытой в Нижнем министерством финансов во исполнение монаршей воли «почившего в бозе» Александра Александровича. По кому-нибудь, именно ему, Морозову, тридцатипятилетнему, совсем еще молодому человеку, высокое министерское начальство доверило также возглавить на выставке один из ответственнейших отделов — показ изделий из волокнистых веществ. А в помощники отрядили двух мануфактурных воротил: Коншина и Щукина.

Хозяева крупнейших в России текстильных фирм, поставлявших товары не только по всей России, но также в Персию и Китай, не без гордости вспоминали отчетные данные за минувший 1895 год: стоимость проданных тканей составила более трети всего торгового оборота ярмарки. Сотнями миллионов рублей исчислялась купля-продажа хлопка всевозможных сортов: и заграничного — из Англии, Северо-Американских Соединенных Штатов, Египта, и туземного — из Туркестана, Хивы, Бухары. В Нижнем Новгороде, на перекрестке больших торговых дорог, особенно наглядно было, ощутимо взаимопроникновение Запада и Востока.

Приезжая сюда из года в год, Морозов привык к приземистым, однообразно желтым рядам каменных лабазов ярмарки. В приоткрытые двери виднелись тюки полотняных и шерстяных тканей, цветастые ситцы. Поблескивали никелем скобяные товары, сияли зеркала, отливал цветами радуги граненый хрусталь. Штабелями высились мешки с мукой, горы сахара.

А люди? Какие только человеческие типы не встречались на ярмарке! Были тут и степенные бородачи сибиряки, и молчаливые, с лоснящимися лицами казанские татары, и закутанные (явно не по погоде) в цветастые халаты аборигены Ташкента, Самарканда. «Какая смесь племен и рас, одежд, наречий, состояний...»

Ярмарка, хоть и была привычным для глаза зрелищем, всегда как-то утомляла, ошеломляла своим многолюдством. А выставка, на которой деловых, занятых серьезными заботами людей можно было встретить лишь изредка, привлекала внимание другим — необычностью, вычурностью своих построек. Ослепительно сверкал, будто плавился под солнцем, золоченый двуглавый орел под крышей царского павильона. Изгибался полукольцом павильон сельского хозяйства, украшенный деревянной резьбой в стиле «рюсс». До боли в глазах блестело воздвигнутое из стали и стекла здание машинного отдела. Сквозь стены было хорошо видно, как там внутри движутся многочисленные шатуны, шестерни.

Здания самой разнообразной архитектуры представляли и отрасли промышленности, и отдельные фирмы, наиболее известные в империи. Присутствовали здесь и шведы братья Нобель, и армяне Лианозовы и Манташевы — хозяева кавказской нефти, и Савва Иванович Мамонтов — строитель железной дороги к Белому морю, горячий поборник освоения богатств русского Севера.

Как-то еще до открытия, в дни подготовки выставки, убеленный сединами Савва-старший шутливо упрекнул Морозова:

— Что-то, любезный тезка, скуповаты вы стали... Забываете, что реклама — двигатель торговли.

На это Савва-младший возразил с почтительной усмешкой:

— За вами, Савва Иваныч, не угнаться. Это вы на Руси великий князь Беломорский. А мы — владимирские мужики. Нам, видать, на роду написано век свой провести на речке Клязьме.